Люк нахмурил брови - он не узнавал Азаила... Неужели он за три года смог так измениться? Или он совсем с ума рехнулся от своей премудрости и одиночества? Какой такой гость? И разве может гость знать больше, чем Азаил? Да и зачем он увиливает от столь серьезных вопросов? Уж не он ли виной всей этой передряге...? Люк обиженно покраснел и насупился...

– З-з-з-з-з-з-зря обиж-ж-ж-ж-ж-жаеш-ш-ш-ш-ш-ься, не доверяешш-ш-ш-ш-ш-ь... Ну ничего-ссссс, з-з-з-з-з-зато после будеш-ш-ш-ш-ш-ш-ь благодарить-сссс, рас-с-с-с-цсс-с-с-с-елуе-ш-ш-ш-ш-ь ещ-щ-щ-щ-щ-ё, хе-хе... Эй, гос-с-с-с-с-ть, а ну - на сц-с-с-с-с-ену! Ра-с-с-с-с-с-ска-ж-ж-ж-жи все, что з-з-з-з-з-з-наешь своему исчадию-ссс, хе-хе!

Люк и Хрофт удивленно подняли брови, и тут из глубины пещеры вышел... высокого роста человек, лет, по-человеческим меркам, 30-ти, хотя как обманчивы эти мерки в эпоху Порядка и Процветания, когда и в 90 выглядят как в 30! Худощавый, с длинными тонкими руками и ногами, немного непропорционально длинными, что придавало его фигуре немного смешной вид. У него были мягкие светлые волосы, непропорционально длинный нос, тонкие губы, выпуклые голубые, цвета ясного неба глаза, мечтательные, как у ребенка. Он был одет в золотистую тунику, как и Люк, а рядом с ним стояли плюшевые Котенок и Щенок...

– Люк... Сынок...
– только и выдохнул странный смешной человечек и бросился к Люку. А вслед за ним - рыдая - бросились и Зверята, ухватившись за ноги Люка и роняя крупные как горошина слезы на подол его туники.

– Отец? Папа?
– прошептал Люк, механически раскрыв объятия, но также широко открыв и свои глаза.
– Отец, которого отравили белобрысые феи? Отец, который едва не поразил насмерть Премудрость? Отец, у которого были светящиеся доспехи?
– Люк готов был разрыдаться от разочарования...
– Азаил!!!!!!!!!!!!! Старый врун и обманщик!!!!!!!!!!!!!

– Ну, приврал-сссс маленечько, хе-хе-сссс...
– захихикал подленько Азаил...
– Но в общшщ-щ-щ-щ-щем, все верно-ссс, с-с-с-с-смотря с-с-с-с-с какой с-с-с-с-стороны вз-з-з-з-глянуть-сссс...

Но смешной непропорциональный человечек, казалось, ничего не замечал. Он просто рыдал на груди у Люка вместе со Зверятами, да так заразительно, что даже карлик Хрофт не выдержал и завыл вместе с ними...

– Отец....
– прошептал Люк.
– Отец... Вот ты какой, оказывается...
– Люк сильным движением отстранил Принца от груди и, держа своими сильными ручищами хрупкие плечи отца, внимательно вглядывался в его лицо, бегая глазами и напряженно что-то ища в нем...

– Создатель.... Но ведь ни одной моей черты... У меня нос немножко приплюснутый, пуговкой, а у тебя - длинный, как клюв птички какой-то, у меня волосы золотистые, а у тебя - темно-русые, у меня фигура стройная, а у тебя - нескладная, непропорциональная какая-то... Да и уши у тебя оттопыренные немного, а у меня...

На каждое утверждение Люка Принц быстро кивал головой в знак согласия, но ничего не мог ответить, так как слезы душили его.

– А глаза, а глаза, а глаза, мастер Люк, глаза-то у вас - одинаковые, р-р-р-р-а-в-в-в-в-в!
– гавкнул Щенок и завилял плюшевым хвостом.

– И точно... глаза-то, глаза, мяу!...
– вставил Котенок.
– Одно и то же выражение... Неотмирное какое-то, мечтательное, детское почти...

И верно... Люк взглянул в небесно-голубые глаза своего отца... и увидел в них самого себя...

Наконец, Принц кое-как успокоился...

– Я... я... я... потому плакал, сынок, что ты мне как раз и напомнил твою мать... Когда я её вспоминаю, я всегда плачу, ведь она умерла на моих, вот этих вот, руках...
– Принц затряс перед носом Люка руками, как будто бы вот-вот из воздуха материализуется умирающая Лили, причем непременно на вот этих вот руках...
– Тебя уже унес тогда Азаил, а я остался с ней... Она умерла тихо так, спокойно, как уснула... Дай Создатель всякому такую спокойную смерть... Смерть, сынок, это тоже - дар Создателя человеку, да и не только человеку - всем тварям... Феи и Стелла, прежде всего, не понимали этого... Они, понимаешь, думали, что вечность - это благо, что человек должен жить вечно, а не понимали одного... Мир этот не создан для вечности, не создан, а потому смерть - великое благо и для нас всех, и для Лили...

Люк, да и все остальные удивленно посмотрели на Принца - как-то необычно было услышать такие умные слова от этого нескладного, на вид немного слабоумного человека.

– Расскажи мне о ней...
– вдруг сказал Люк, присаживаясь на мягкий известковый пол пещеры.
– Какая она была... И почему она умерла... И...

– ...Она была хорошей... Знаешь, сынок, я и сам не знаю, кого я больше люблю - Фею или Лили... Иногда мне кажется, что это две сестры или вообще одна женщина... Они были так похожи - очень уж любили командовать и думать, что только они знают, как все надо делать... Наверное, поэтому они обе привязались ко мне... Я им никогда не перечил, на мне их души отдыхали... Но в твоей маме было что-то особенное... Фея, она, знаешь, жила и бед не знала, как бабочка - летала с цветка на цветок, как пчелка... А вот твоя мама - Лили - у неё в душе была какая-то трагедия, рана в душе, боль... Она была как раненая лань - опасная - жуть, но - страдающая... Я это понял почти сразу, в Солнечной Башне и мне её было всегда как-то особенно жалко, она была как ребенок, потерявшийся ребенок, сирота, обиженная на всех и вся... Впрочем, слушай, начну по порядку... Однажды моя жена, Фея, попросила меня набрать лечебных травок в лесу и я ушел очень далеко, пока не встретил на лужайке прилипшего к старой сосне карлика Хнума...

– Хнума? Хнума?! Да это ж мой дедушка!
– воскликнул внезапно Хрофт.
– А он случайно не в красном кафтанчике был?

– В красном...
– хором подтвердили оба Зверенка.

– Ну дела-а-а-а-а-а... Редкостный был жадюга и грубиян! Снега зимой от него не допросишься, а склочник, а сквалыга был!!!

– Во-во!
– подтвердили Зверята - грубиян он был ещё тот... А что с ним сейчас?

– Да помер он лет десять назад... Отправился за драгоценными камнями на Дальний Юг, да и сгинул там...
– махнул ручкой Хрофт в сторону юга.