— Да ничего я не делал! — заверещал классик. — Я просто так! Я же не знал!

— Так, — сказал Добровольский и мимоходом подумал, что теперь обязательно сойдет с ума. — Какие поручения Племянникова вы выполняли?

— Я не выполнял! То есть я выполнял, но это так, несерьезно!..

— Еще раз. Какие поручения Племянникова вы выполняли?

— Да никакие! Ну, возил пакеты!

Он все прикладывал руку к разбитой губе, отнимал ее и с отчаянием смотрел на пятна крови на пальцах.

— Какие пакеты? Куда возили?

— Да не знаю! Куда он говорил, туда я и возил, а там забирали! На Волгоградский возил! В Шереметьево, там ко мне таксист подходил! Дядя Гоша говорил, что ему самому трудно, он детали всякие на заводе вытачивал для людей и просил отвезти!

— Отвезти! — опять закричала Люба. — Ты дом хотел подвзорвать!

— Я не хотел! Я не взрывал! Я не знаю ничего! Это все они, призраки из романа! — Тут он закрыл лицо руками и понес уж такую околесицу, что никто не захотел слушать.

— Дурдом, — сформулировал жизнерадостный Володя, — хорошо хоть, что я съезжаю. Всем пока!

И как ни в чем не бывало стал спускаться по лестнице. Жильцы смотрели ему вслед.

— Эва какой! — сказала баба Фима и изобразила, как он спускается. — Гоголь-моголь!

— В милицию надо звонить! — простонала Люба, обессиленная переживаниями и дракой. — Пусть он за свои деяния ответит, а мы свяжем террористам руки!

— Значит, так, — подытожил Добровольский. — Звонить никуда не будем. Все расходятся по домам, и никто, — тут он повернулся к Любе, — никуда не звонит!

— Да его хватать нужно!

— Схватят, — загадочно пообещал Добровольский, — когда надо будет! Это ясно?

— Позвольте, — заговорил Владлен Филиппович и застегнул замочек на своем портфеле, — позвольте не согласиться! Произошел пренеприятнейший инцидент и, так сказать, драка в полном объеме этого выражения. Мы должны немедленно сообщить в милицию или хотя бы вызвать участкового.

— Стоп, — сказал Добровольский таким тоном, что невозможно было ослушаться. — Я говорю, что все будет сообщено в свое время. Убедительно прошу всех разойтись.

Красин пожал плечами, перехватил свой портфель, который никак не застегивался, и стал спускаться вниз. И бабка увязалась за ним, и они еще о чем-то говорили недовольными голосами.

— Хорошо, — сказал Добровольский, проводив их взглядом. — Так. Женя, кто пришел к вам первый?

— А?

— Кому вы открыли дверь?

Классик подумал. В пылу сражения он уже об этом позабыл.

— А… да эта тетка безумная пришла и сказала, что я… я… террорист, а я, ей-богу, только возил, я же не знал!.. И вообще я писатель, понимаете?

— Понимаю. Кто пришел следом за ней?

— А… Владлен Филиппович. Дальше я не помню, потому что они кинулись на меня и…

Он всхлипнул.

— Крепитесь, — проникновенно произнес Добровольский и участливо пожал его худосочное плечо.

Олимпиада дико на него посмотрела.

Добровольский же думал только о том, что среди соседей не было тетушки Веры, с которой жила Люсинда Окорокова.

Жорж Данс, закрыв за собой дверь, некоторое время страдал в ванной, растравляя свои раны, а когда вернулся в комнату, обнаружил, что ящик письменного стола выдвинут и рукописи в нем нет.

Сраженный наповал, он сел и обхватил голову руками.

Случилось самое худшее.

Когда лимитчица наладилась в Липину квартиру, Олежка пришел в негодование. Ну, ладно сосед, еще туда-сюда, приличный с виду человек и все такое, но он столько раз просил Липу не допускать на его территорию эту самую Люсю!

— Па-азвольте, — протянул он неприятным голосом, — освободите!

— Олежка! — предостерегающе произнесла Олимпиада. — Ты что?

— А ничего, — заявил Олежка, косясь на Добровольского. — Прошу прощения за семейную сцену, но мне надо сказать Олимпиаде два слова.

— Ну-ну, — напутствовал его Добровольский.

— Меня зовут Олег, — подчеркнуто вежливо представился он Павлу Петровичу. — Я риелтор и друг Олимпиады. Вот моя визитная карточка.

— Да к чему церемонии, — возразил Добровольский, досадуя на себя за то, что так злится, а злился он ужасно: внутри все мелко тряслось от ненависти к Олежке. — Мы люди знакомые!..

И не взял визитку!

Олежка остался с протянутой рукой, в которой была зажата визитка, и рассердился. Теперь придется хитроумным способом препровождать ее обратно в карман, да еще Олимпиада не стала разговаривать с ним на площадке, а зашла в квартиру и эту дуру приезжую за собой потащила!.. Еще не хватает!