– Да я и тебя толком не вижу, - Мелл поднял руку, коснувшись моего плеча, затем начал опускать пальцы ниже.

– Прекрати!
– я с дрожью отбросила его руку в сторону.
– Поняла уже, что ты не зрячий! Придется положиться на удачу.

– А ты странная.

– Странная, что не бросаюсь тебе на шею, что не вою от страха, что считаю все твои идеалы несусветной глупостью?

– Что спасаешь мне жизнь.

– Согласна. Глупость это. Но Чекаре всегда говорила: "влечение это к травам, знания, что она мне передала, умения...есть не у каждого", а, значит, я не могу остаться в стороне. Как бы этого ни хотела. Слишком много во мне от нее. Не могу я просто так все забыть!

– Мне кажется, зелье уже готово, - он коснулся моих волос.

– Думаешь?
– я недоверчиво подняла на него глаза.
– Впрочем, твоя жизнь. Тебе и умирать, если что.

Я поднесла к его губам ложку, почувствовала, как он выпил зелье, и поднялась, отошла в сторону. Я надеялась, что Мелл не ошибся. Нет ничего страшнее для целителя, чем дать умереть тому, кто вверил тебе свою жизнь. Мелл не произносил ни звука. Я вздохнула и опустилась на колени.

– Пресвятые Духи леса, призраки умерших и нерожденных, живые и мертвые - все, кто слышит меня...
– я произносила стандартную молитву Жизни, просила милости, защиты у всех созданий. Слишком велика была возможность, что Мелл погиб, что я не справилась, как тогда...

Казалось бы, прошло много лет, а я не забыла, не простила себе. И никогда не прощу. С глаз капали слезы, орошая каменный пол. Тратить золотые, чтобы купить у одного из торговцев даже самый простенький ковер в эту комнатушку, Кресби не стал. Впрочем, мне-то что?! Рыдала я не потому.

Я снова проиграла смерти!

Лишь тот узнает все блаженство жизни,

Кто сам у края пропасти стоял,

Кто, как слепой, опасности не видел,

Споткнулся, и чуть все не потерял,

Лишь тот поймет, запомнит и оценит,

Кто за какой-то день вдруг постарел

Лишь тот узнает, что такое воля,

Кто выл по-волчьи в четырех стенах

Кто, задыхаясь от душевной боли,

Узнал и понял, что такое страх

Кто километры взад-вперед отмерил,

Кто есть не мог, не мог ночами спать

Лишь тот поймет, запомнит и оценит

Что значит в этой жизни слово "мать"*.

* Песня Михаила Круга "Свобода"

Чекаре возилась с очередным зельем, а я сидела у постели раненого, пела, вкладывая, в это, в сущности, бесполезное занятие всю душу. Знахарка обернулась и внимательно посмотрела на меня, когда я допела куплет.

– Неужто, ты еще и провидец, девочка?

– Что?
– я подняла на нее все еще затуманенные от песни глаза.

Знахарка только покачала головой и вернулась к прерванному занятию.

– Тяжело тебе в жизни будет. Не трать душу свою понапрасну.

– Не понимаю.

– Потом поймешь, да только поздно будет. Как я, лишь только старухой стала, так поняла, - Чекаре с сожалением махнула рукой.
– Пой дальше, красивая ведь песня.

Тусклой свечкой застыло окно, тишина,

И играет с ночным фонарем вольный ветер,

А нам грешным свобода, как воздух, нужна,

Ведь она, как и мать, всех дороже!

– Про свободу он знает побольше тебя, - снова прервала меня Чекаре, убирая седую прядь с лица.
– Глупый, мы и так свободны. Большая свобода только смерть. Да он едва ли ее сегодня не встретил.

– А почему он глупый?
– спросила я, положив эльфу на лоб мокрое полотенце.

– Да вот на стрелу напоролся. Какой же это ум?

– Так, может, случайно. Не повезло ему. Вот и подстрелили его.

– Как же, не повезло!
– с невиданной до толе злостью рассмеялась Чекаре.
– Такими стрелами случайно не подстреливают. Императорские лучники по птицам забавы да пропитания ради не стреляют.

– А как же тогда?
– широко от удивления открыла рот я.

– Вырастешь, расскажу, - Чекаре подошла ближе и потрепала меня по щеке. Затем взглянула на тело эльфа.
– Ну, теперь уж как Духи распорядятся. Может, выживет, а может...
– она вздохнула.
– Иди, отдохни, дочка. Ты ведь вымоталась страх как.