Она развернулась так, что меня задели по лицу ее развевающиеся душистые волосы. Она сделала несколько шагов прочь, резко обернулась и поймала мой взгляд. Потом в одно мгновение оказалась рядом, обхватила меня тоненькими ручками и начала целовать в губы, в щеки, в глаза…

– Бука! Я буду звать тебя Букой… – шептала она мне в ухо, не прекращая целовать и прижимать к себе. – Я по тебе очень соскучилась, очень-очень… Сначала ты, а потом все твои серьезные и скучные вопросы. Хорошо? Нну-у, поехали к тебе.

Сопротивляться не было сил. Даже если бы она предложила сначала себя, а потом обязательно яду, я бы не отказался.

Мы дошли до моей машины. Я с нежностью захлопнул за ней дверь пассажирского сиденья, сел на водительское место, с визгом тронулся с места и привычным, почти уже забытым жестом положил свою руку на ее. Она положила свою вторую руку поверх моей и начала ее гладить, бережно и нежно…

Мы лежали на мятых простынях, и мне не хотелось больше ни о чем говорить. Я не хотел больше ничего знать… Мне хотелось только одного: чтобы она больше никуда не уходила. Никогда. Никуда.

– Ну, так что ты хочешь знать? – внезапно спросила она.

– Знаешь, Лео, когда ты рядом, я ничего не хочу знать, но когда ты в очередной раз внезапно исчезаешь, всё меняется…

– Что меняется, Леня? – спросила она, заглядывая в глаза.

– Все меняется. Меняется свет в окне, меняется вкус еды. Все словно отравлено сомнениями, моими сомнениями, потому что я не уверен, что ты вернешься. Я не уверен, что ты приходила ради меня, а не ради чего-то еще. Я не уверен, что ты не забыла обо мне, лишь выйдя за дверь.

– Леня! Я тебя просто не узнаю. Нет, еще хуже. Ты меня просто пугаешь. Тебе же всегда было все равно, рядом я или нет, приду ли я сегодня или позвоню только завтра. Леня! Ты, может быть, заболел?

– Да, я приболел слегка и вызвал доктора на дом. Доктор мне прописал капли, чтобы я мог лучше видеть.

– Ой-ой-ой! Ленечка! Неправда, ты всегда хорошо видел. Что-то я как-то не верю.

– Я тоже не верил, а потом мне принесли досье с фотографиями на тебя, твоих подружек и «твоего папочку Витю», Клеопатра Львовна. Так говоришь, с папой было плохо. Ведь так ты мне говорила, когда бросила меня в Барселоне?

– Видимо, ты хорошо ознакомился с досье. Тогда ты должен знать, что он погиб, когда мне было шесть лет, – глухо сказала она и еще тише добавила: – А мама умерла всего полгода спустя.

Я посмотрел на нее, и мне расхотелось ее в чем-то обвинять. Эта девушка была до сих пор ребенком, который остался без ласки и поддержки. Я еще раньше замечал в ее глазах боль, даже когда она улыбалась и смеялась. Я видел это и не мог понять, откуда оно. А это всего лишь скомканное детство, сначала потеря крова и близких, затем детский дом, воспитывающий волчьи инстинкты и желание отомстить всему миру. Я потянулся к ней, чтобы обнять, но она отпрянула, легко изогнувшись и мгновенно оказавшись за пределами моих вытянутых рук.

– Ну, что ты еще знаешь обо мне? – вызывающе звонко спросила она.

– Лео… – примирительно протянул я.

– Нет уж, давай выкладывай! Давай-давай!

– Ну, хорошо. Я знаю, что вы с подружками неплохо живете за счет богатых мужчин, на их подачки и подарки. А что, неплохая жизнь? Шесть-восемь раз в году съездить на море за чужой счет. Ежедневно питаться в дорогих ресторанах. Регулярно посещать всевозможные презентации, гламурные вечеринки, а иногда и светские рауты. Приходить на такое мероприятие с одним кавалером, чтобы там присмотреть следующих жертв для себя и своих подружек. Неплохо также постоянно получать дорогие подарки. Что там тебе дарили самое ценное – новый «Мерседес SLK»? Скажи, а после того как жертва перестает самостоятельно что-либо дарить, компромат ему Витя продает? Кому платит мужчина, чтобы жена от него не ушла и не отсудила у него половину имущества? И как вы все делите? Поровну с подружками и Витей, или «папочка» забирает большую часть? И вообще, зачем тебе все это? Ты же умная и красивая девчонка, могла бы выйти замуж один раз и загрести себе все, ни с кем не делясь?

Она молча смотрела на меня, словно изучая. На губах играла улыбка, а в глазах – та самая горечь и грусть. Она теребила некоторое время прядь своих волос, словно перебирая в пальцах возможные варианты. Потом улыбнулась легко и непринужденно и, смотря мне прямо в глаза, произнесла:

– Ты знаешь, Леня, это просто такая игра. Называется «быть на грани». Иначе неинтересно жить. Да, может быть, это жестоко по отношению к другим, но я тебя уверяю, что, общаясь с такими, как я, люди получают столько сильных эмоций, что запоминают это на всю оставшуюся жизнь. У большинства общение со мной, может быть, самое сильное впечатление во всей их тусклой и правильной жизни. Вся эта сраная дольче вита ломаного гроша не стоит по сравнению с теми днями, которые они проводят со мной. Я играю с людьми в такую удивительно сложную игру на грани фола, что мне самой подчас непонятно, что будет дальше. Я уже сотню раз могла бы выйти замуж за богатенького упакованного мужчину, но каждый раз, становясь перед выбором, понимаю, что не смогла бы и дня прожить в этом упакованном счастье. Я и хочу и не хочу быть упакованной и богатенькой. То есть, конечно, я хочу, чтобы меня возил водитель. Но при этом я не переживу, если два охранника будут следить за тем, чтобы я не поскользнулась на улице, а главное – не познакомилась с каким-нибудь молодым человеком. Я не хочу потерять чувство свободы и раскованности, живя в ограниченном упакованном рае. Мне будет скучно быть счастливой женой, ждать любимого дома, рожать детей. Нет, это не по мне. Выйти замуж за небогатого мужчину еще страшнее. Как представлю себе, что каждый день, чтобы обеспечить пропитание, и он и я к десяти утра должны уходить на работу, что-то выписывать, что-то подписывать, что-то устраивать, с кем-то разговаривать, что-то обсуждать. И так до семи вечера. А после бежать домой, чтобы поесть, помыться и лечь спать. А наутро все сначала. Это тоже не жизнь, а ежедневный бредовый кошмар. Способ, чтобы не думать, не размышлять. Одно сплошное действие. А потом появляется ребенок, и ты превращаешься в домохозяйку в среднеобеспеченной семье. Об этом счастье я вообще молчу. Целыми днями слушать верещание сопливых детишек, чтобы потом умиленно взирать на вернувшегося с работы мужа, желающего исключительно жрать, смотреть телевизор или уставиться в свой любимый компьютер.

Она помолчала.

– Знаешь, я, наверное, зря все это тебе высказала. Но мне почему-то показалось, что ты меня сможешь понять. Мне нужен адреналин, которого нет в нормальной обыденной жизни. И похоже, в небольших дозах он нужен всем. Я думаю, именно поэтому все те немногие, кто со мной близко общался, либо меня жестоко ненавидят, либо любят. Но в любом случае каждый из них мечтает встретиться со мной снова. Я думаю, многие из них, даже самые жадные, многим бы пожертвовали, чтобы только продолжить наше общение.