Я задумался.

– Скажи, Лео, а что Витя знает обо мне?

– Тебя он называет «бесперспективным». Потому что жены у тебя нет. Ты достаточно молодой, симпатичный, и девицы на тебя сами вешаются. Так что дорогих подарков от тебя ожидать не приходится. В общем, ты не наш клиент. Поэтому Витя в конце концов и запретил мне с тобой встречаться.

– Так почему же ты полетела со мной в Барселону?

– Ну, я хотела немного отдохнуть. Ну, и Витя тоже захотел поваляться на песке. Ну, и, в общем, мы слетали за твой счет. Помнишь, ты немного удивился, что поездка так недешево обходится. Ой, прости пожалуйста. Я не хотела этого делать, но эта была единственная возможность побыть с тобой наедине целую неделю и ни о чем другом не думать. Витя обещал, что не будет нас беспокоить. Я даже настояла, чтобы он жил в соседнем городке. Прости…

Лео с ужасом смотрела на меня, буквально вжавшись в простыни. Видимо, на моем лице можно было прочитать не самые добрые мысли.

– Леня, прости, нну-у прости, пожалуйста. Я то-олько-о хотела побыть с тобой. Нну-у, ну я же видела, что для тебя эта сумма ничего не значит, что это было в пределах твоих карманных расходов. Ведь ты сам предложил. Нну-у, ты помнишь? Ты же сам предложил поехать. Я у тебя никогда-никогда никаких подарков не просила. Нну-у вспомни, ну хоть раз я у тебя что-нибудь просила? Я просто хотела побыть с тобой, только хотела побыть с тобой.

Она снова отвернулась от меня, вытирая лицо рукой.

– Да, Лео, только ты, наверное, забыла, что бросила меня в Барселоне, не прошло и трех дней.

– Я не хотела, Леня, я правда не хотела… Витя сказал, что если я срочно к нему не приеду, то он расскажет тебе, кто я такая на самом деле. А я очень не хотела, чтобы ты думал обо мне плохо. Ну прости меня, пожалуйста.

Я покачал головой.

– Может, мне действительно лучше было бы всего этого не знать? Ладно, ты хорошенько подумай и скажи, хочешь стать независимой от Вити?

– Независимой – да, но зависимой еще от кого-то – нет.

– Хорошо! Я тебя понял. Я подумаю, что можно сделать.

Она подошла ко мне, нежно взъерошила волосы у меня на затылке, поцеловала в висок, потом в щеку, потом чуть ниже, плавно добравшись до губ. Мы снова повалились на кровать.

– Ленечка! Ты такой милый! Даже если у тебя ничего не получится, мне приятно, что ты так… пытался помочь. А хочешь, я покажу тебе, как можно весело провести один день? Немного адреналина, немного шуток, немного фокусов – и все это почти бесплатно.

– Хочу. Весь вопрос – когда?

– Так ты хочешь?

– Ну, давай попробуем.

– Ну, тогда давай послезавтра. Ты сможешь?

Я сказал, что смогу. Она повертелась чуть-чуть у зеркала и исчезла, улетев по своим делам. А я остался один. Снова один. Навалилась тоска, черная тоска. Было точно такое же ощущение, как в тот момент, когда она меня бросила в Барселоне. Я пытался говорить себе, что все хорошо, что она еще позвонит, что мы еще увидимся. И очень даже понятно, когда. Послезавтра. Как дожить до послезавтра, если увидеть ее хочешь именно сейчас? Как объяснить, что начал скучать еще в тот момент, когда за ней даже не захлопнулась дверь? Да, можно позвонить, но ты знаешь, что сейчас ей будет неудобно с тобой разговаривать, потому что у нее свои дела, ведь могут быть у человека свои дела. И неудобно послать смс, потому что это глупо – посылать смс человеку, когда он толком даже не вышел из твоего дома. И ты находишься в спальне, в которой еще остался ее запах, где все тебе напоминает о ней, где каждый предмет теперь хранит ее следы, потому что она дотронулась до него или просто прошла мимо. И ты понимаешь, что ты, совершенно нормальный с виду человек, чувствуешь себя совершенно по-идиотски. Понимаешь, что это сумасшествие, от которого нужно срочно избавиться. Ты понимаешь, что это зависимость, которая тебе совершенно излишня, которая мешает тебе жить спокойно и уверенно; жить так, как ты привык, как тебе всегда нравилось. Ты понимаешь, что всегда был хозяином положения, но сейчас все поменялось, хотя не поменялось ничего. Ты по-прежнему можешь позвонить или не позвонить, встретиться или не встретиться, помочь или не помочь. Только как бы ты ни поступил, тебе все равно будет ее не хватать, будет одно желание: либо избавиться от этой зависимости, либо удовлетворить это ненасытное желание ее видеть. Так что же это такое, чем я болен сейчас, что это за вирус, который приносит такую боль и такую радость одновременно? И что мне делать: попытаться убить эту боль в себе раз и навсегда или стараться продлить это счастье как можно дольше? Я пробовал заняться делами. Ни одной путной мысли в голову не приходило. Пришла лишь сумасшедшая идея, что я вообще хочу выйти из бизнеса. Я попытался посмотреть телевизор, хотя не делал этого уже около полугода.

Ничего хорошего из этого не вышло. По современному российскому телевидению показывают только желто-черное бульварное чтиво: это либо собранные в единое целое смесь криминала, насилия и катастроф, либо разъяснения домохозяйкам, как нужно судиться с нерадивым мужем-алкоголиком. На крайний случай это скопированный американский сериал для людей с сильно ограниченными умственными способностями и недоразвитым чувством юмора, особо ярко реагирующих на пукание и рыгание в камеру.

Стало совсем грустно. От тоски ничего не помогало. Попробовал послушать музыку, в смысле – посмотреть видеоклипы. Пролистал несколько музыкальных каналов. Создалось впечатление, что борьба музыкантов против наркотиков по экрану телевизора имеет целью заставить молодое подверженное влиянию поколение постоянно думать об этих самых наркотиках с тем, чтобы эта самая молодежь мечтала попробовать все эти самые наркотики, чтобы потом знать, от чего надо отказываться.

«Надо как-нибудь попробовать! А то тридцать лет – и никакого опыта. С восемнадцатилетними красавицами не о чем даже поговорить», – подумал я про себя.

Итак, наш новый лозунг: «Наркотики против секса. Косяки начинают и выигрывают». А где взять? В Москве это не проблема. Даже если ты незнаком ни с одним наркодилером, его знает кто-нибудь из твоих знакомых. Я позвонил одному своему приятелю и сказал, что хочу накуриться. Тот обозвал меня дебилом и повесил трубку. Я опешил, потому что у него дома на кухне обычно не котлетами, а травой воняет. Я уже начал думать, кому бы еще позвонить, но тут он перезвонил и многозначительно сказал, что если я хочу «переговорить», то я могу приехать к нему, а «тем для разговора много разных». Мне стало смешно от такой конспирации, но я сказал, что сейчас приеду.

Через полчаса я был у него на кухне. Мы уселись на хлипкие табуретки перед качающимся на кривых ногах столиком, который каким-то чудом уместился вместе с двумя табуретами в шести квадратных метрах кухни. Помимо нас двоих там были еще газовая плита, раковина с капающим краном и тумба кухонного гарнитура. Был еще шкаф от гарнитура, висящий над раковиной. Дверца шкафа была раскрыта. Внутри были видны граненые советские стаканы и две расписные фарфоровые тарелки немыслимой красоты.

– Откуда это у тебя?