Я сел на землю и закурил.

И что теперь? Я не знал, что будет теперь, я просто смотрел вперед, а перед глазами вспыхивали картинки, напоминающие о том вечере, изменившем мою жизнь, жизнь Чайки, жизнь отца, жизнь матери. Как какая-то железяка могла так круто все обернуть?

Глупо, но я ненавижу поезда.

И все.

Я просто сидел там и курил. Затем поднялся, посмотрел на Таню, она плакала.

— Нам пора. – сказал я Чехову.

Он приобнял Таню, чтобы хоть как-то ее успокоить и согласно кивнул.

И больше я сюда никогда не возвращался.

Я произнес всего два слова, когда стоял напротив его могилы. Два слова, хотя простоял там четыре часа. Я хотел сказать что-нибудь такое, что было бы понятно только мне и ему, именно над этим я и думал.

Но ничего.

Ни одной мысли.

Я впервые пришел к нему, надеясь выговориться, но получилось так, что я просто стоял там и курил.

Я сказал:

— До вечера.

А потом просто ушел. Ушел, понимая, что ненавижу себя за то, что не смог сказать ничего другого.

Но ему было все равно.

Тот Чайка давным-давно мертв, скорее всего, тело его уже давным-давно сгнило, а душа…а ее никогда и не существовало.

Я шел домой и уничтожал в себе желание вернуться, чтобы поговорить. Но зачем? Я не знал. Но вернуться хотелось больше всего на свете. Вернуться, чтобы побыть с ним рядом, чтобы посмотреть на его фото, чтобы сказать парочку теплых слов, которых он все равно не услышит, ЗАТО УСЛЫШУ Я!

Пожалуйста, вернись.

Но я не вернулся.

Она аккуратно срывала рисунки со стен и складывала их в небольшой пакет. Жаль, думала она, жаль, что придется их выбросить, красивые все-таки. Она смотрела на последний оставшийся рисунок на стене. Подпись говорила о том, что здесь нарисован какой-то Чайка, или, может, это имя автора? Женщина бережно отклеила последний рисунок со стены, положила его к остальным, а потом осмотрелась. Слишком тихо. Когда с рисунками было покончено, она стала обыскивать шкафчики. Их было два. В первом она нашла стопку блокнотов и листиков с рисунками, несколько зажигалок, пачку красного «Винстона» и парочку простых карандашей. Все это она сгребла и кинула в тот же пакет. В другом шкафу она нашла что-то странное. Там лежала груда опрятно сшитых между собой желтых, прошедших сквозь время, листов. Надпись гласила «Холодный плен». Времени разбираться во всем этом не было. К тому же, думала она, здесь еще много живых пациентов, или как они любят, чтоб их называли — жильцов.

Заправив простыню, поправив подушку, она взяла пакет набитый всякими странными бумажками, и вышла из палаты.

— Ой…— произнесла она, врезавшись в какого-то мужчину, стоявшего в двери. — Вы что-то…— она подняла голову, взглянув на свою «преграду» и расслабилась.

— Можно? – спросил он, потянувшись за пакетом.

Женщина, казалось, потеряла сознание, однако все еще держалась на ногах.

— Вы? Разговариваете? Как? Почему же вы…

— Вы разрешите?

Медсестра покорно, все еще находясь в очень странном состоянии, отдала пакет и попыталась выйти из палаты.

— Вы разговариваете! – прикрикнула она. — Нужно рассказать Антону Павловичу!

Она отдала пакет, а сама куда-то побежала. Герасим вошел в пустую палату, подошел к окну и сел за стол.

Шел снег.

Герасим вытащил из пакета пачку и зажигалку, достал одну сигарету, подкурил и глубоко затянулся. Он просто сидел там, выдыхая дым в открытую форточку. Не знаю, о чем он думал, пусть это останется его секретом. Когда сигарета дотлела, Герасим выбросил ее, закрыл окно, а потом встал. Он взял пакет в правую руку, а левой задвинул шторы на окне.

— Удачи. – прошептал он, и вышел из палаты, захватив пакет с рисунками и другими вещами.

В тот вечер Брайан Смитт напился до чертиков в местном баре. На бровях он дополз к своему дому и уснул, уткнувшись носом в газон. Под утро его разбудила жена, которая даже кричать не стала, а просто помогла зайти ему в дом, уложила в кровать, а сама принялась собирать вещи.

— Ты куда собралась? — спросил Брайан?

Она молчала. На лице не было никаких эмоций, кроме легкой раздраженности от того, что на дорожной сумке разошелся замок.

— Блядский замок.

— Дебора, ты куда, блять, намылилась? — он немного приподнялся над кроватью, но сразу же упал обратно от ужасной боли в голове.

— Ты обещал, ты мне обещал, — стала шептать Дебора, пытаясь починить замок, — обещал не пить.

Брайан умолк. Дебора подумала, что он уснул, но он просто молча лежал. Брайан лежал и думал о том, что сделал. Дебора не знала, что его впридачу выгнали с работы, где он провел большую часть своей жизни. В принципе, как и все мужчины в этом городе. Других вариантов здесь не существовало. Ты оканчиваешь школу, потом получаешь какую-нибудь простенькую специальность и всю жизнь пашешь на заводе. Вот и все. А теперь его увольняют ни за что, ни про что. Приблизительно такие мысли были в голове Брайана, когда он пришел в бар. То же самое он мог бы сейчас сказать жене, но это ни к чему.