– Но ты же не сможешь...
– как бы поаккуратнее сказать?!
– как раньше...

– Нет, конечно, - он говорит спокойно, может, лишь легкая тень сожаления в голосе.
– Это даже не обсуждается. С про-райдерской карьерой покончено.

– Что тогда? Будешь спасателем, как отец?

– О, нет! Как отец точно не буду. Он... таких, как он, больше нет. Лучше его быть невозможно, а хуже - не хочу. Он... он понимает горы, он их чувствует. Не знаю, как объяснить. А я так не могу. Для меня горы - это средство для получения фана, кайфа. Среда обитания, средство... но я не понимаю их так, как батя.

– Тогда кем?

– Ты будешь смеяться.

– Не буду.

– Я решил стать инструктором.

– Инструктором?
– она удивлена. Вспоминает тех инструкторов, что встречались ей.
– Что, будешь симпатичных беспомощных дамочек на лыжах учить кататься?

Теперь уже удивлен он. Поворачивает голову, смотрит ей в глаза.

– Маша, что за тон? Ты что...
– неверяще: - ревнуешь?!

– Да!
– пальцы неосознанно вцепились крепче в его волосы.
– Извини, забыла предупредить! Я ужасно ревнивая! Просто ужасно!

– Запоздало предупреждение, - весело хмыкает он.
– Куда теперь деваться-то... Нет, Маш, я неправильно выразился. Я... тренером хочу стать.
– Подумал и добавил: - Детским тренером.

– Детским тренером?!

– Я понимаю, - он невесело усмехается, - это звучит смешно. У самого еще... молоко на губах не обсохло, а туда же, в тренеры! Но... я когда у отца был, ребятню видел из секции. Свое детство вспомнил... А потом, позже, знаешь... Бывало, тренируешься в парке.. отрабатываешь там что-нибудь. Пацаны подходят, лет по десять-двенадцать, автограф попросят или показать что-нибудь из элементов фристайловых. И потом глаза у них просто... горят. И я когда подумал, что мог бы заниматься с такими... научить всему, что знаю и умею. А умею я действительно немало, я же давно катаюсь, выступаю... выступал... Да не важно! Мне есть чему научить. Ну, мне так кажется...

– И мне тоже так кажется, - Маша совершенно искренне соглашается. Во-первых, детский тренер - это довольно безопасно, а для нее, это, как ни крути, очень важно. А во-вторых... она действительно так считает. Что у него получится.
– Ты очень хороший учитель. Я помню, - мягкая улыбка, - как ты мне стойку исправил.

– Значит, решено?

– Тебе что, требуется мое благословение?

После паузы:

– Знаешь... да.

Она даже не находит, что сказать. Наклоняется и крепко обнимает его за плечи. Ее самый дорогой и любимый человек.

______________

Их секс-марафону положила конец физиология. На Маше самые простые, скромные трусики и Басова футболка. Они лежат на постели, он обнимает ее со спины, положив руку на живот.

– Бас, прекрати себя вести так, будто я при смерти. Это всего лишь месячные.

– Тебе было больно!

– Я выпила таблетку! И уже не болит. Почти.

– Я не хочу, чтобы тебе было больно, - ей в шею.

– Все в порядке, параноик.

А, кстати, о паранойе...

– Маш, тебе же рано или поздно придется возвращаться... домой.

– Наверное, да...

– Скажи мне, только честно. ОН настраивал тебя... против меня?

Маша отвечает после паузы:

– Вась, это совсем не важно.

– Важно! Значит, настраивал?

Маша поворачивается к нему лицом.

– Я люблю тебя. Это моя жизнь, и я сама решаю - кого мне любить. Пусть ты не нравишься папе...

– Маш, он сильно на тебя наседает? По поводу того, какой я козел?

Она морщится, вздыхает.

– Какая разница? Это не важно...

– Сильно?!

– Ну... он недоволен, так скажем. Но я его не особо слушаю, ты не подумай...

Он вдруг стискивает ее так, что она охает от боли, а он лишь чуть ослабляет давление рук.

– Не хочу! Не хочу отпускать тебя к нему! Не хочу, чтобы он говорил тебе всякую дрянь обо мне! Маш...
– он боится сказать прямо, что не исключает возможности, что Машкин отец может как-то... отдалить их друг от друга. А то и совсем развести. Он ее отец, она его любит и ценит его мнение, и во многом зависима от отца, как бы она сама не утверждала обратное. А сам Бас... у него никаких прав на Машу нет и в помине!

– Вась, да не думай ты о нем... Он изменит свое мнение, я уверена. Надо только подождать. Что мы еще сделать можем?