Вопреки предположению ратника, хозяева оказались не мужем и женой, а братом с сестрой, да такими непохожими, что оставалось только диву даваться. Он - мрачноватый дюжий парень, почти до глаз заросший тёмной бородищей, она - совсем ещё девчонка, маленькая и золотокосая, без умолку трещавшая как коростель с момента, когда путники переступили порог. Кабы не болотная зеленоватая бледность, характерная для местных жителей, была бы хорошенькой.

Опадчане, кстати, повели себя вежливо: не пялились на пришлых в окна, а чинно заходили к соседям одолжить древесной муки, спросить какого-либо совета или по иному важному делу, да так и оставались. Называли они себя няшами.

– Почему няши?
– встрепенулся Шип. Чуне уже растолковали, кто пожаловал, и старец взирал на "урода" с куда большим уважением, польстив эльфячьему самолюбию.

– Ну так живём-то почти в самой топи, в няше, то бишь, - пояснил Пиня, также довольный неподдельным интересом со стороны Перворожденного.
– У соседей почва осевшая, а у нас опавшая, вот и назвались Осадки и Опадки.

– Если в округе только два поселения, зачем вам вообще нужна шильда?

– Дед наш большой человек был, по миру ходил аж до самого княжества Туева, - отвлекшись от очага, вмешалась Анята.
– Так вот он сказал, что у всякого селища должно быть название, на щите означенное.

– А трупы под ним сажать тоже он научил?
– съехидничал Шип.

– Так он со стороны Осадков сидит, значит, и проблема ихняя, - пожал плечами Брыня.

– Нет, он с вашей стороны сидит.

– Мгы-быыы!
– всплеснул руками Моня.

– Вот паскудники, опять пересадили!
– возмущённо ахнул Чуня.

Напарники переглянулись.

– В смысле опять?

– В смысле, снова, - Пиня нравоучительно задрал палец.
– Помер он неудачно, прямо на нашей с Осадками границе, вот с тех пор друг другу и перекладываем. Голову мы ему рубили, чтоб не разупокоился ненароком, значит, хоронить их очередь.

– А эти подлецы всю работу на нас хотят спихнуть!
– досмотрев изящную брань Мони, поддакнул Чуня. Вот и выяснилась причина, по которой осадчане не сообщили соседям о путниках, хотя обычно такие вести разносятся быстрее чиха: няши попросту перессорились из-за "уборки" покойника. Нда, дела-а...

– Почему помер и когда?
– спросил эльф.

– Хищники загрызли пару седмиц назад, - ответил Брыня слишком быстро, чтобы понять: дело нечисто, но до сумерек селищане всё равно не признаются, а там путникам просто некуда будет деться.

– Ясно, - не стал настаивать Бахмут.
– Но вы бы всё-таки прибрали мёртвого, а то неровен час кто-то из князевых людей увидит и решит, что здесь убийцы живут.

– А князь-то у нас кто?

– Эээ... Боримир.

– Вроде, по-другому звали...
– Брыня безразлично поскрёб бороду, что-то сощёлкнув на пол.
– Ну да ладно, плевать мы хотели на князей и на людей ихних. Мы, няши, сами по себе, и никто к нам не захаживает.

– Мы зашли и тот орк.

– Это верно, а до вас лет десять никого не было, так что пущай сидит. Токмо на другую сторону перекинуть надобно. Феня, Полуня, сделайте, как было!

Двое подростков лет пятнадцати обменялись разочарованными вздохами, не спеша вставать с плетёных из травы ковриков, кои использовались наравне с лавками и табуретами. Шутливо погрозив лентяям, Анята доверху наполнила большую миску чем-то очень и очень подозрительным и водрузила блюдо на середину стола. Не сговариваясь, местные достали из-за поясов длинные заострённые палочки.

– Что это?
– прошелестел л"лэрд.

– Скотинка наша!
– гордо ответствовала стряпуха.
– Вы мимо их пастбищ проезжали.

– Вы разводите слизней?!

– Другая скотина здесь не приживается, даже козы топнут. Варёные улитки вкусные, попробуйте!

Шип смотрел в миску так, словно ему туда нашинковали покойного орка, и Брыня начал темнеть лицом, а Анята расстроено поджала губы. Подозревая, что хозяева не спустят столь неуважительное отношение к национальному деликатесу няшей, Бахмут попросил лопату, чем спас положение. Ясное дело, л"лэрд и не думал помогать с погребением усопшего.