изнес пышный, взволнованный тост в честь Блока и меня,

и так как в волнении он забыл мое имя или просто не

расслышал его, то именовал меня «наш высокий гость» —

и так несколько раз.

Блоку понравилось это выражение, он запомнил его,

и на следующий день, открывая мне дверь у себя на

Офицерской, он торжественно и громко провозгласил:

«Пожаловал наш высокий гость».

Тосты Пронина прервала пришедшая Любовь Дмитри­

евна; она просила директора выпустить ее поскорее на

эстраду.

Было одиннадцать часов, гостей было еще очень мало.

Пронин долго уговаривал Любовь Дмитриевну, а потом

эффектно, по-театральному, упал на колени и стал мо­

лить:

— Душечка, Любовь Дмитриевна, не губите, побудьте

с нами, подождите немного! Вот скоро соберется публи­

ка, вы первая выступите, и мы сразу вас отпустим. Умо­

ляю, ну хоть полчасика! У нас сегодня такой праздник,

такой день!

Но Любовь Дмитриевна наотрез отказалась ждать:

она объяснила, что куда-то очень спешит.

В зрительном зале Александр Александрович и я вста­

ли у задней стены, чтобы лучше видеть реакцию зрите-

282

лей на чтение поэмы, но в зале, кроме нескольких уны­

лых фигур, сидевших впереди, никого еще не было.

Не стану здесь подробно рассказывать о том, как Лю­

бовь Дмитриевна читала «Двенадцать». Скажу только,

что поэму она исполнила так хорошо, как мне впослед­

ствии не пришлось услышать ни у одного прославлен­

ного артиста.

Любовь Дмитриевна — профессиональная актриса, по­

этому и исполнение ее было актерским; она использовала

весь арсенал приемов, средств и красок актерского мас­

терства. Исполнение было острым и интересным; особен­

но пленило меня сочетание низкого красивого голоса ак­

трисы с грубоватыми интонациями героев поэмы, в ко­

торых слышались то народная частушка, то протяжная

народная песня. Главные и второстепенные герои поэмы

были показаны Любовью Дмитриевной выпукло и

искусно.

А Христос так и остался отвлеченным, туманным и

непонятным.

Исполнительница стремилась показать и сложный,

многообразный музыкальный ритм поэмы, и в этом она

достигла бесспорного успеха. Исполнение было яркое и

интересное.

В доме Блоков на Офицерской долго не ослабевал ин­

терес к отзывам и высказываниям о «Двенадцати». Мать

поэта Александра Андреевна, Любовь Дмитриевна и в

особенности сам поэт с жадным интересом ловили каж­

дое новое мнение, каждое новое слово о поэме.

Однажды я принес с улицы рассказ о том, как на,

Невском проспекте человек, шедший сзади меня, читал

кому-то вслух отрывок из «Двенадцати». Интерес Блоков

к этому эпизоду был поразителен; меня забросали вопро­

сами: какой отрывок читал прохожий? Какого он был

возраста? Как он был одет? И кем он мог быть по про­

фессии?

Когда на следующий день после похода в «Привал

комедиантов» я делился на Офицерской своими впечатле­

ниями, Блоки прерывали мой рассказ бесконечными вопро­

сами. В основном это были вопросы Любови Дмитриевны,

которая проверяла на мне отдельные части поэмы. В сво­

их ответах я не мог скрыть, что образ Христа и в испол­

нении Любови Дмитриевны остался туманным. При этих

словах я заметил, как Александр Александрович, улыба­

ясь, переглянулся с женой, и мне захотелось узнать, чем

283

были вызваны улыбки. Блок объяснил, что мнение о

туманном образе Христа ему часто приходилось слы­

шать.

В этот вечер — как-то само собою вышло — я расска­

зал о своем намерении издать поэму «Двенадцать» с ил­

люстрациями, рассказал и о своих сомнениях.

— А какого художника думаете вы привлечь к этой

работе?

Узнав о том, что я думал о художнике Анненкове,

Блок спросил:

— Это тот Анненков, ваш гимназический товарищ, ко­