наконец в России? До того диковинным казалось нам осуществление нашей

давнишней мечты.

<"ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ">

<...> Несмотря на неприятные приставания кредиторов и постоянный

недостаток денег, я все же с удовольствием вспоминаю зиму 1871-1872 года. Уже

одно то, что мы опять на родине, среди русских и всего русского, представляло

для меня величайшее счастье. Федор Михайлович также был чрезвычайно рад

своему возвращению, возможности увидеться с друзьями и, главное, возможности

наблюдать текущую русскую жизнь, от которой он чувствовал себя настолько

53

отдалившимся. Федор Михайлович возобновил знакомство со многими прежними

друзьями, а у своего родственника, проф. М. И. Владиславлева, имел случай

встретиться со многими лицами из ученого мира; с одним из них, В. В.

Григорьевым (востоковедом), Федор Михайлович с особенным удовольствием

беседовал. Познакомился у кн. Вл. П. Мещерского, издателя "Гражданина" {58}, с

Т. И. Филипповым и со всем кружком, обедавшим у Мещерского по средам. Здесь

же встретился с К. П. Победоносцевым, с которым впоследствии очень сблизился, и эта дружба сохранилась до самой его смерти {59}.

Помню, в эту зиму приезжал в Петербург постоянно живший в Крыму Н.

Я. Данилевский, и Федор Михайлович, знавший его еще в юности ярым

последователем учения Фурье и очень ценивший его книгу "Россия и Европа", захотел возобновить старое знакомство. Он пригласил Данилевского к нам на

обед и, кроме него, несколько умных и талантливых людей. (Запомнила Майкова, Ламанского, Страхова.) Беседа их затянулась до глубокой ночи.

В эту же зиму П. М. Третьяков, владелец знаменитой Московской

картинной галереи, просил у мужа дать возможность нарисовать для галереи его

портрет. С этой целью приехал из Москвы знаменитый художник В. Г. Пе-ров.

Прежде чем начать работу, Перов навещал нас каждый день в течение недели; заставал Федора Михайловича в самых различных настроениях, беседовал,

вызывал на споры и сумел подметить самое характерное выражение в лице мужа, именно то, которое Федор Михайлович имел, когда был погружен в свои

художественные мысли. Можно бы сказать, что Перов уловил на портрете

"минуту творчества" Достоевского. Такое выражение я много раз примечала в

лице Федора Михайловича, когда, бывало, войдешь к нему, заметишь, что он как

бы "в себя смотрит", и уйдешь, ничего не сказав. Потом узнаешь, что Федор

Михайлович так был занят своими мыслями, что не заметил моего прихода, и не

верит, что я к нему заходила.

Перов был умный и милый человек, и муж любил с ним беседовать. Я

всегда присутствовала на сеансах и сохранила о Перове самое доброе

воспоминание.

Зима пролетела быстро, и наступила весна 1872 года, а с нею в нашей

жизни целый ряд несчастий и бедствий, оставивших после себя долго

незабываемые последствия {60}. <...>

К осени 1872 года мы несколько оправились от тяжелых впечатлений

этого несчастного для нас лета и, вернувшись из Старой Руссы, поселились во 2-й

роте Измайловского полка, в доме генерала Мевес. Квартира наша помещалась во

втором этаже особняка, в глубине двора. Она состояла из пяти комнат,

небольших, но удобно расположенных, и гостиной в три окна. Кабинет Федора

Михайловича был средней величины и находился вдали от детских комнат, так

что дети своим шумом и беготней не могли мешать Федору Михайловичу во

время его занятий.

Хотя муж и работал все лето над романом, но до того был неудовлетворен

своим произведением, что отбросил прежде намеченный план и всю третью часть

переделал заново.

54

В октябре Федор Михайлович побывал в Москве и уговорился с

редакцией, чтобы третья часть романа была помещена в двух последних, книжках

"Русского вестника". Надо сказать, что роман "Бесы" имел большой успех среди

читающей публики, но вместе с тем доставил мужу массу врагов в литературном

мире {61}.

В конце зимы Федору Михайловичу удалось встретиться у Н. П. Семенова

с Н. Я. Данилевским, бывшим фурьеристом, с которым он не видался около