накопившееся в уме и в сердце, пусть выйдет хоть памфлет, но я выскажусь"

{"Биография и письма", стр. 288 {48}. (Прим. А. Г. Достоевской.)}.

Это был роман "Бесы", появившийся в 1871 году {49}. На возникновение

новой темы повлиял приезд моего брата {50}. Дело в том, что Федор

Михайлович, читавший разные иностранные газеты (в них печаталось многое, что

не появлялось в русских), пришел к заключению, что в Петровской

земледельческой академии в самом непродолжительном времени возникнут

политические волнения {51}. Опасаясь, что мой брат, по молодости и

бесхарактерности, может принять в них деятельное участие, муж уговорил мою

49

мать вызвать сына погостить у нас в Дрездене. Приездом моего брата Федор

Михайлович рассчитывал утешить как меня, уже начавшую тосковать по родине, так и мою мать, которая уже два года жила за границей (то с детьми моей сестры, то наезжая к нам) и очень соскучилась по сыну. Брат мой всегда мечтал о поездке

за границу; он воспользовался вакациями и приехал к нам. Федор Михайлович, всегда симпатизировавший брату, интересовался его занятиями, его знакомствами

и вообще бытом и настроением студенческого мира. Брат мой подробно и с

увлечением рассказывал. Тут-то и возникла у Федора Михайловича мысль в

одной из своих повестей изобразить тогдашнее политическое движение и одним

из главных героев взять студента Иванова (под фамилией Шатова), впоследствии

убитого Нечаевым. О студенте Иванове мой брат говорил как об умном и

выдающемся по своему твердому характеру человеке и коренным образом

изменившем свои прежние убеждения. И как глубоко был потрясен мой брат,

узнав потом из газет об убийстве студента Иванова, к которому он чувствовал

искреннюю привязанность! Описание парка Петровской академии и грота, где

был убит Иванов, было взято Федором Михайловичем со слов моего брата {52}.

<...>

Хотя материал для нового романа был взят из действительности, тем не

менее мужу было необыкновенно трудно его написать. По обыкновению, Федор

Михайлович был недоволен своей работой, много раз переделывал и листов

пятнадцать уничтожил {53}. Тенденциозный роман был, очевидно, не в духе его

творчества. <...>

В конце 1870 года выяснилось одно обстоятельство, благодаря которому

мы имели возможность получить значительную для нас сумму, именно:

Стелловский, купивший у Федора Михайловича права на издание полного

собрания его сочинений в 1865 году, теперь издал в отдельном издании роман

"Преступление и наказание". Согласно договору, Стелловский обязан был

уплатить мужу свыше тысячи рублей. И вот роман был уже издан, а издатель

ничего не хотел платить, хотя пасынок мужа и заявлял ему, что имеет

доверенность на получение денег. Не надеясь на опытность пасынка, Федор

Михайлович просил А. Н. Майкова взять на себя труд получения этих денег, не на

себя лично, а поручить дело опытному присяжному поверенному {54}.

С глубочайшею благодарностью вспоминаю я о том, как бесконечно добр

был многочтимый А. Н. Майков к нам в эти четыре года нашей заграничной

жизни. И в этом случае Аполлон Николаевич принял в нашем деле самое доброе

участие, и не только поручил наше дело поверенному, но даже сам пытался вести

переговоры со Стелловским. Но этот издатель был заведомый плут, и А. Н.

Майков, опасаясь, что Стелловский может его обмануть, решился вызвать самого

Федора Михайловича в Петербург. А так как ему было известно, что мы всегда

сидим без денег, то придумал крайнюю меру, - именно прислал нам телеграмму, в

которой советовал мужу просить из Литературного фонда взаймы сто рублей и на

эти деньги приехать в Петербург одному, без семьи. На беду, телеграмма пришла

1-го апреля (день, когда в России принято обманывать), и мы с мужем сначала

приняли этот вызов в Петербург за чью-нибудь шутку или за коварное желание

кого-нибудь из кредиторов, а может быть и Стелловского, вызвать Федора

50

Михайловича в Петербург и там, угрожая посадить его в долговое отделение, расплатиться за "Преступление и наказание" скупленными за бесценок нашими

векселями. Добрый Аполлон Николаевич не ограничился присылкою телеграммы, а от своего имени позондировал комитет Литературного фонда насчет выдачи

писателю Достоевскому взаймы ста рублей, но фонд и на этот раз <...> отнесся к