решительно утверждалась и доказывалась ее невинность {51}. Таким образом, было сделано полное удовлетворение всем, негодовавшим на статью и доведшим

дело до запрещения журнала, и в то же время редакция "Времени" и я были

ограждены от всяких дальнейших дурных последствий. Только настояниям

"Русского вестника" и его заметке следует, кажется, приписывать и то, что никого

из нас больше не трогали, и то, что через восемь месяцев Михаилу Михайловичу

Достоевскому дозволено было начать новый журнал.

Однако же я с этих пор попал на замечание и состоял на нем лет

пятнадцать, так что два или три раза, когда издатели журналов предлагали мне

редакторство, цензура отказывалась утвердить меня в звании редактора. <...> XI

Вторая поездка за границу

Летом 1863 года, вероятно к концу лета {52}, Федор Михайлович уехал за

границу. Предыдущая поездка была так полезна для его здоровья, что он с тех пор

202

постоянно стремился за границу, когда чувствовал нужду поправиться и

освежиться. Какая тут была причина- перемена ли воздуха или перемена его

изнурительного образа жизни, но только эти поездки были для него спасением; польза их доказывалась мерилом, в котором не могло быть никакого сомнения, -

быстрым уменьшением числа припадков.

Судя по всему, что могу припомнить, и по всем обстоятельствам дела,

Федор Михайлович взял с собою достаточно денег для поездки, но за границею

попробовал поиграть в рулетку и проигрался {53}. Он познакомился с рулеткой

еще в первую поездку, прежде чем доехал до Парижа, и тогда выиграл тысяч

одиннадцать франков, что, разумеется, было очень кстати для путешественника.

Но эта первая удача уже больше не повторялась, а разве только вводила его в

соблазн. В рулетке он не видел для себя ничего дурного, так как романисту было

не лишнее испытать эту забаву и познакомиться с нравами тех мест и людей, где

она происходит. Действительно, благодаря этому знакомству мы имеем повесть

"Игрок", где дело изображено с совершенною живостью.

Как бы то ни было, в конце сентября я получил от него <...> письмо, <...> оно рисует почти все тогдашние обстоятельства и характеризует его собственные

приемы и обычаи {54}.

В этом письме отражаются и обыкновенные затруднения, среди которых

жил Федор Михайлович, и его манера кабалить себя для добывания средств, и

приемы его просьб, излагаемых с волнением и настойчивостию, с повторениями, подробными пояснениями и вариациями. Из письма видно также, что наша

редакция была в дурном положении. Дело в том, что Михаил Михайлович, как и

многое множество наших дворян, имел очень мало свойств делового человека.

Жизнь он вел скромную и был гораздо осмотрительнее Федора Михайловича; но

он имел большое семейство, и фабрика его давно уже шла в убыток, давая ему

только опору для поддержания кредита и постепенного наращения долгов. Когда

журнал пошел с чрезвычайным успехом, он постарался развязаться с невыгодным

делом, уплатил долги и продал фабрику. В начале 1863 года я помню, как он

похвалился этим, показывая кипу разорванных векселей. Расчет его был очень

хороший, но когда неожиданно стряслось запрещение журнала, он оказался вдруг

и без денег, и без всякого торгового дела. Удар для него был страшный; между

тем мы, сотрудники, не зная его дел и занятые нашими литературными

мечтаниями, не догадывались об его беде и даже сердились на него, рассчитывая, что деньги четырех тысяч подписчиков не могли же все уйти на первые четыре

книжки журнала и что, следовательно, он напрасно охает и жалуется.

Получив <...> письмо, я сейчас же отправился к П. Д. Боборыкину, и он

объявил мне, что дело самое подходящее и что он может дать денег. Он был в это

время редактором "Библиотеки для чтения" и с великим усердием старался

поднять этот журнал. К 1863 году знаменитая "Библиотека" так упала, что у нее

оказалось только несколько сотен подписчиков. Если не ошибаюсь, с третьей

книжки редакторство принял на себя Петр Дмитриевич. Поднимать падающее и

начинать дело совершенно не вовремя было в высшей степени не расчетливо; и