Шрифт:
прочих балагановых Петрушек и комедиантов, дедушка, усталый, возвращался с
нами домой, где нас дожидалась уже коляска от родителей, и мы, распростившись
с дедушкой, отъезжали домой, полные самых разнообразных впечатлений, и
долгое время, подражая комедиантам, представляли по-своему различные
комедии {7}. В половине 30-х годов дедушка должен был выйти в отставку; но он
долгое время не мог покинуть совершенно университета и ежедневно, бывало, хаживал в университетскую библиотеку, чтобы почитать газеты и повидаться с
бывшими своими коллегами-профессорами. Конечно, все с удовольствием
принимали старика. <...>
Моя детская жизнь и обстановка
Теперь приступлю к описанию своего детства.
С самого младенчества, как я начинаю вспоминать свою детскую жизнь,
мне всегда рисуются следующие члены семейства: отец, мать, старший брат
Миша, брат Федя, сестра Варя и я. Мною кончается, так сказать, первая, старшая
серия нас, детей. Хотя за мною и следовали еще сестра Верочка, брат Николя и
сестра Саша, но они были еще так малы, что не могли принимать участие ни в
наших занятиях, ни в наших играх и росли как бы отдельною от нас детскою
жизнию. Мы же четверо постоянно тогда были вместе, и наши интересы, наши
занятия и наши игры имели много общего. Я начал хорошо себя помнить, когда
мне было три с половиной года. (Смерть сестры Любы в июле 1828 года я помню
уже очень ясно.) Тогда брату Мише было восемь лет, брату Феде семь лет и
сестре Варе 53/4 лет.
Сестра, как единственная в то время из детей девочка, постоянно почти
была с маменькой и сидела в гостиной, занимаясь или уроками, или каким-либо
детским рукоделием. Мы же, мальчики, не имея отдельных комнат, постоянно
находились в зале, все вместе. Упоминаю это для того, чтобы показать, что вся
детская жизнь двух старших братьев, до поступления их в пансион Чермака, была
на моих глазах. Все их занятия и все их разговоры были при мне; они не
стеснялись моим присутствием и разве только в редких случаях отгоняли меня от
себя, называя меня своим "хвостиком". Оба старшие брата были погодки, росли
вместе и были чрезвычайно дружны между собою. Дружба эта сохранилась и
впоследствии, до конца жизни старшего брата. Но, несмотря на эту дружбу, они
были совершенно различных характеров. Старший брат Михаил был и в детстве
менее резв, менее энергичен и менее горяч в разговорах, чем брат Федор, который
был во всех проявлениях своих настоящий огонь, как выражались наши родители.
Рождение сестры Верочки. Кормилицы и их сказки
Выше я упомянул, что хорошо помню рождение сестры Верочки, но
оговорюсь, собственно обстоятельств рождения ее я не помню, но помню смерть
сестры Любочки, близнятки сестры Верочки, умершей через несколько дней
после рождения, а также и то, как Верочку кормила грудью кормилица. Эту
38
кормилицу - Дарью - как теперь вижу. Она была высокая, дородная, еще молодая
женщина и, ежели можно так выразиться, была очень обильная на молоко.
Бывало, как я и сестра Варенька придем смотреть, как питается грудью наша
новорожденная сестренка, то кормилица Дарья вынет свои две массивные груди и
начнет, как из брандспойтов, обливать нас своим молоком, и мы мгновенно
разбежимся в разные стороны. Эта кормилица Дарья постоянно, бывало,
говорила, что ее муж "унтер" пошел с своим полком в Анапу {И действительно, в
1828 году наши войска заняли крепость Анапу. (Прим. А. М. Достоевского.)}.
Оттуда она во время пребывания у нас и получила два письма от мужа. Это, конечно, было первое географическое название, которое я усвоил себе в свой
трех-с-половиной-годовалый возраст. Упомянув о кормилице Дарье, я невольно
вспоминаю и двух других кормилиц: Барину, которую звали Катериной, и свою
кормилицу Лукерью. Конечно, этих двух женщин я помню не тогда, когда они
жили у нас, но в более позднейшее время, когда уже они приходили к нам в гости.
Эти две бывшие кормилицы ежегодно (по преимуществу зимою) приходили к нам
в гости раза по два. Приход их для нас, детей, был настоящим праздником. Они
приходили из ближайших деревень, всегда на довольно долгое время и гащивали