Шрифт:
ветерком". Далее следовал рассказ о первом сильном припадке у Достоевского в
июле 1847 года и втором, вызванном известием о смерти Белинского, а также
другие подробности, вошедшие позднее в основной текст воспоминаний.
В письме к А. Г. Достоевской от 30 декабря 1883/11 января 1884 года
(ИРЛИ, 29916/CCXI614) Яновский объясняет свое стремление написать
подробные воспоминания о своем знакомстве с Достоевским тем, что он не был
103
удовлетворен "Биографией" Достоевского О. Ф. Миллера и Н. Н. Страхова, так
как он не нашел в ней образа того "идеально доброго, честного и весь мир
любящего" Достоевского, каким его знал Яновский.
Этой тенденцией - изобразить Достоевского 40-х годов благостным,
кротким христианином - и проникнуты воспоминания Яновского. Следует
поэтому с большой осторожностью принимать все, что он рассказывает об
общественно-политических взглядах молодого Достоевского.
ВОСПОМИНАНИЯ О ДОСТОЕВСКОМ
Я познакомился с Федором Михайловичем Достоевским в 1846 году {1}.
В то время я служил в департаменте казенных врачебных заготовлений
министерства внутренних дел. Жил я между Сенною площадью и Обуховским
мостом, в доме известного тогда доктора-акушера В. Б. Шольца. Так как на эту
квартиру я переехал вскоре после оставления мною службы в Лесном и Межевом
институте, где я состоял врачом и преподавателем некоторых отделов
естественной истории, то практики у меня в Петербурге было еще немного. В
числе моих пациентов был В. Н. Майков; я любил беседовать с ним, и меня очень
интересовали его рассказы о том интеллигентном и артистическом обществе, которое собиралось тогда в доме их родителей. Имя Ф. М. Достоевского в то
время повторялось всеми и беспрерывно, вследствие громадного успеха первого
его произведения ("Бедные люди"), и мы часто о нем говорили, причем я
постоянно выражал мой восторг от этого романа. Майков вдруг однажды объявил
мне, что Федор Михайлович просит у меня позволения посоветоваться со мною, так как он тоже болен. Я, конечно, очень обрадовался. На другой день в десять
часов утра пришел ко мне Владимир Николаевич Майков и познакомил со мной
того человека, с которым я впоследствии виделся ежедневно до самого его ареста.
Вот буквально верное описание наружности того Федора Михайловича,
каким он был в 1846 году: роста он был ниже среднего, кости имел широкие и в
особенности широк был в плечах и в груди; голову имел пропорциональную, но
лоб чрезвычайно развитой с особенно выдававшимися лобными возвышениями, глаза небольшие светло-серые и чрезвычайно живые, губы тонкие и постоянно
сжатые, придававшие всему лицу выражение какой-то сосредоточенной доброты
и ласки; волосы у него были более чем светлые, почти беловатые и чрезвычайно
тонкие или мягкие, кисти рук и ступни ног примечательно большие. Одет он был
чисто и, можно сказать, изящно; на нем был прекрасно сшитый из превосходного
сукна черный сюртук, черный каземировый жилет, безукоризненной белизны
голландское белье и циммермановский цилиндр; если что и нарушало гармонию
всего туалета, это не совсем красивая обувь и то, что он держал себя как-то
мешковато, как держат себя не воспитанники военно-учебных заведений, а
окончившие курс семинаристы. Легкие при самом тщательном осмотре и
выслушивании оказались совершенно здоровыми, но удары сердца были не
совершенно равномерны, а пульс был не ровный и замечательно сжатый, как
бывает у женщин и у людей нервного темперамента.
104
В первый и следующие за ним три или четыре визита мы находились в
отношении пациента и врача; но затем я просил Федора Михайловича приходить
ко мне раньше, чтоб иметь возможность как можно долее побеседовать с ним о
предметах, к болезни не относящихся, так как Федор Михайлович и в это
короткое время наших свиданий подействовал на меня обаятельно своим умом, чрезвычайно тонким и глубоким анализом и необыкновенною гуманностию.
Просьба моя была уважена, Федор Михайлович приходил ко мне всякий день уже
не в десять, а в восемь с половиной часов, и мы вместе пили чай; а потом, чрез
несколько месяцев, он стал приходить ко мне еще в девять часов вечера, и мы