— Грамотеев — на кол!

— Ура, орел наш дон Рэба!

Штурмовики проходят, шум стихает, занавес раздвигается.

Харчевая зальца в нижнем этаже постоялого двора «Серая Радость». Тяжелая стойка, за нею полки с глиняными бутылками и бочонкообразными кружками. На переднем плане — тяжелые столы и тяжелые скамьи. За стойкой — Х о з я и н, толстый, красный, в кожаной безрукавке, он неторопливо беседует с Т о р г о в ц е м, который сидит за ближайшим к нему столом над кружкой пива. Кира, дочь Хозяина, хорошенькая, в белом передничке, вытирает столы тряпкой.

Т о р г о в е ц. Конечно, порядку нынче против прежнего больше стало. Хоть герцог у нас еще малолетка, зато канцлер при нем — всем канцлерам канцлер. Орел, одним словом. Опять же хлеб подешевел, а на сукно, скажем, или там на оружие цены растут... А все-таки... (Крутит головой и припадает к кружке.)

X о з я и н. А вы их, почтеннейший, не жалейте. Они сами себе на уме. Выдумают, надо же!.. Мир круглый! Да по мне хоть квадратный, а умов не мути!.. Не-ет, много от грамотеев этих гноя идет, почтеннейший. Не в деньгах, мол, счастье, мужик, мол, тоже человек, дальше — больше, оскорбительные стишки, а там и до бунта недалеко...

Т о р г о в е ц. Да разве я что говорю? Я говорю только, не надо бы так жестоко. Все-таки человек, живое дыхание... Ну грешен — так накажите, поучите, а зачем вот так-то — сапогами да по лицу, да под ребра, а он как зайдется криком, а кровища кругом во все стороны...

Х о з я и н. Вы, почтеннейший, главное, не сомневайтесь. Раз власти поступают — значит, знают, что делают. Орел наш дон Рэба...

Слева быстрыми шагами входит штурмовик в серой рубахе, рукава засучены, руки до локтей забрызганы в чем-то черном. Это — А б а, брат Киры и сын Хозяина. Швырнув топор в угол, он подходит к стойке.

А б а. Налейте-ка пивка, папаша, в глотке пересохло... (Залпом выпивает кружку.)Уф-ф... Там во двор благородный какой-то заехал, пошли бы встретили... (Хозяин торопливо выходит. Аба поворачивается к Кире.)Эй, рыжая, поди слей мне воды, руки помыть...

К и р а. Сейчас...

А б а. Не сейчас, а иди, когда тебе говорят!

К и р а (оглядываясь на него, прижимает кулачки к груди).Ой, Аба, в чем это у тебя руки-то?

А б а. В чем, в чем... В чем надо, в том и руки... Ну чего стоил*», вытаращилась? Идем!

Они скрываются в помещении за стойкой. Входит Румата, за ним Хозяин с его ковровым мешком.

Р у м а т а. Чтобы помещение было самое лучшее, достопочтенный. Белье чистое, полотняное...

Х о з я и н. Все будет сделано, благородный дон...

Румата останавливается посередине зальца, оглядывается. Торговец приподнимается, кланяется. Румата небрежно кивает.

Р у м а т а. На завтрак подашь... Что у тебя есть?

Х о з я и н. Собачьи уши, отжатые в уксусе... Тушеный крокодил в болотных травках...

Р у м а т а. Гм... Смотри мне, промашек не потерплю!

X о з я и н. Не будет промашек, благородный дон... Я же понимаю... Завтрак прикажете сюда подать?

Румата опять оглядывается.

Р у м а т а. Нет. Подашь мне в комнаты. Иди все устраивай, а я пока посижу здесь, выпью пива...

Х о з я и н. Сию минуту... Кира! Кружку пива благородному дону!

Из-за стойки торопливо выходит Кира. За нею, на ходу отворачивая закатанные рукава, появляется Аба. Румата и Кира секунду глядят друг на друга. Затем Румата усаживается за стол.

Р у м а т а. Из рук такой прелестной девицы... А нет ли у тебя ируканского, хозяин? Я бы охотно чокнулся с этой красавицей...

Х о з я и н. Подай благородному дону бутылку ируканского...

Хозяин поднимается по лестнице, ведущей на второй этаж. Кира приносит от стойки и ставит перед Руматой глиняную бутылку и стакан. Наливает.

Р у м а т а. Отлично придумано, прекрасная девица. Я намеревался чокнуться с тобой, но будет гораздо приятнее пить из стакана, которого коснулись твои розовые губки... (Протягивает стакан Кире.)Пей, мне не терпится узнать твои мысли...

К и р а. Как это — узнать мои мысли?