Жуковского (Дневники, с. 218).

3 "Эта краткая запись скрывает разговор на острую политическую тему. С.

С. Кушников "проврался", то есть проговорился о пристрастном заступничестве

Аракчеева за новгородского губернатора Д. С. Жеребцова, который бесчеловечно

вел следствие над лицами, заподозренными в убийстве Минкиной, любовницы

временщика" (коммент. М. И. Гиллельсона в кн.: А. С. Пушкин в воспоминаниях

современников, т. 2, с. 472).

4 Речь идет об аморальном поведении генерал-майора И. О. Сухозанета,

назначенного осенью 1833 г. директором Пажеского и всех сухопутных корпусов.

5 С. А. Бобринская, урожд. Самойлова. Ей было посвящено несколько

посланий Жуковского 1818--1820 гг.

6 По предположению М. И. Гиллельсона, речь идет о тосте за декабриста

Николая Тургенева (А. С. Пушкин в воспоминаниях современников, т. 2, с. 473).

7 Семейство Сусанина -- опера М. И. Глинки "Иван Сусанин", в создании

которой принимал участие Жуковский.

8 Строганов -- Г. А. Строганов, член Верховного суда над декабристами.

9 О записке Карамзина...
– - Имеется в виду "Записка о древней и новой

России" Карамзина, запрещенная цензурой к печатанию в Совр. Об участии в ее

публикации Жуковского см.: Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И. Сквозь "умственные

плотины". М., 1986. С. 109--112.

10 ...выговаривал ему [Пушкину] за словцо о Жуковском...
– - Речь идет о

словах Пушкина из "Объяснения" к публикации стих. "Полководец": "Но не могу

не огорчиться, когда в смиренной хвале моей вождю, забытому Жуковским [в

"Певце во стане русских воинов"], соотечественники мои могли подозревать

низкую и преступную сатиру..." (Совр. СПб., 1836. Т. 4. С. 297).

11 Письмо к Бенкендорфу -- один из значительных обличительных

документов, связанных с дуэлью Пушкина. Подробнее об этом см.: Левкович Я.

Л. Заметки Жуковского о гибели Пушкина // Временник Пушкинской комиссии.

1972. М.; Л., 1974.

H. И. Греч

ИЗ "ЗАПИСОК О МОЕЙ ЖИЗНИ"

<...> Пушкин любил Кюхельбекера, но жестоко над ним издевался.

Жуковский был зван куда-то на вечер и не явился. Когда его спросили, зачем он

не был, он отвечал: "Мне что-то нездоровилось уж накануне, к тому пришел

Кюхельбекер, и я остался дома". Пушкин написал:

За ужином объелся я,

Да Яков запер дверь оплошно,

Так было мне, мои друзья,

И кюхельбекерно, и тошно.

Кюхельбекер взбесился и вызвал его на дуэль. Пушкин принял вызов. Оба

выстрелили, но пистолеты заряжены были клюквою, и дело кончилось ничем.

<...>

<...> Карамзинолатрия1 достигла у его чтителей высшей степени: кто

только осмелился сомневаться в непогрешимости их идола, того предавали

проклятию и преследовали не только литературно. Гораздо легче было ладить с

самим Карамзиным, человеком кротким и благодушным, нежели с его

исступленными сеидами2. Дух партии их был так силен, что они предавали

острацизму достойнейших людей, дерзавших не обожать Карамзина, но и

приближали к себе гнусных уродов, подделывавшихся под их тон, как, например,

вора Жихарева, воришку Боголюбова, мужеложника Вигеля, величайшего в мире

подлеца Воейкова3. Второю собинкою4 этого круга был Жуковский. Его любили,

честили, боготворили. Малейшее сомнение в совершенстве его стихов считалось

преступлением. Выгоды Жуковского были выше всего. Павел Александрович

Никольский, издавая "Пантеон русской поэзии"5, не думал, что может повредить

Жуковскому, помещая в "Пантеоне" его стихотворения. Александр Тургенев

увидел в этом денежный ущерб для Жуковского, которого сочинения тогда еще

не были напечатаны полным собранием, и однажды, заговорив о них с Гнедичем

на обеде у графини Строгановой, назвал Никольского вором. Гнедич вступился за

Никольского. Вышла побранка, едва не кончившаяся дуэлью. Никольский, узнав

о том, перестал печатать в "Пантеоне" сочинения Жуковского. <...>

<...> В 1820 году Жуковский принес ко мне русский перевод одной

сказочки Перро, переведенной с французского ученицею его, великою княгинею