Я всхлипнула, мечтая исчезнуть из этой воды, которая стала холоднее снега, подальше от его тела, кожа которого нестерпимо жгла, от слов, ранящих и несправедливых, от боли - его и своей - от понимания, неотвратимого чувства чего-то... обвала, землятресения, катастрофы, неминуемо грядущей, давящей своим неизбежным отступлением...

Не выходило.

Исчезнуть.

Раствориться.

Не чувствовать. Не знать.

Остановить время, предотвратить, убежать, уклонится, отступить...

Не выходило.

Я плакала.

Беззвучно плакал он, зло, скаля зубы в болезненной усмешке.

Громко ревел дракон, где-то там, в другом мире.

Я плакала.

Он заговорил снова:

– Что же ты плачешь, всесильная соль-арэо? Давай скажи это вслух. Скажи что я прав. Ну, говори. Не хочешь? Зря. Я знаю, как мы поступим. Докажу тебе свою правоту. Одним способом, который ты понимаешь. И не отпущу до тех пор, пока не истечет мое время - или же пока ты не признаешь мои слова. Все еще молчишь? Тогда готовься кричать. Кричать ты будешь долго.

Ни одно из существующих ругательств не способно было отразить того, что я испытала, услышав слова своего помощника, что он тихо прошептал мне на ухо.

Мать не поступила бы так со мной... Ох, да кому я вру, кого обманываю?

Однако в моем личном списке стало на одну претензию больше.

– Она сказала что-либо о времени?

Омаэль виновато кивнул:

– Велела сделать это немедленно.

Мысленно я пожелала ей наивозможных благ и немедленно.

На деле же, отвернулась от помощника и наигранно весело хлопнула в ладоши:

– Планы изменились, господа. Я согласна. С одним условием.

Мужчины выжидательно замерли.

– Полечу и пробуду в этом вашем доме два дня, если соль-терро даст слово не прикасаться ко мне.

Дарсан сощурился.

– Я ваш консорт, соль-арэо. Это мое право и вы не можете требовать обратного.

Смущение удалось мне славу: склоненная голова, пальцы теребящие ткань платья.

– Не могу, кроме одного исключения...
– Омаэль побледнел, ему искушенному жизнью при дворе, моя каверза открылась раньше, чем безыскусному Аину и соль-терро, ровным счетом ничего не мыслящим в женщинах.
– Видите ли, я беременна. Мое беспокойство вызвано желанием защитить ребенка от возможных травм и волнений, а целители твердят, что первые пять недель самые опасные.

Выражение их лиц невозможно описать словами, существующие не передадут всех оттенков эмоций, а новых пока не придумали. Мне же тяжело был сдержать торжествующую улыбку.

Первым опомнился Аин:

– Прошу прощения, соль-арэо, я не представлял... Желаете ли вы, чтобы с вами отправились целители и охрана?

Я покачала головой.

– Это ненужно, если Дарсан даст Слово.

А он даст. Ребенок в семье соль-арэо это высшее благословление, даже его дикий ум это сознает. Не даст мне Слова - Аин первым не подпустит его ни на шаг ко мне и будет кругом прав. Завершение ритуала требует ночи проведенной вместе - что ж мы и проведем ее вместе. В одном доме, под одной крышей - об одной постели речи и не идет. Что мне нравится в Древних Законах, так это их обтекаемые формулы. Мать их тоже нежно любит, а потому все откладывает на неизвестное "потом" необходимость их переписать.

Дарсан выглядел, ни много, ни мало, ошалевшим.

– Какое Слово вы хотите?

– Да не соприкоснется наша кожа, да не навредишь ты словом или делом ни мне, ни ребенку моему, и не измыслишь подобного, - кротко улыбнулась.

– Слово...

– Подтверждаю, - кивнул Аин.

– Подтверждаю, - деревянно поклонился Омаэль.

Я перевела взгляд на ребят Аина и они один за другим нестройно подтвердили, что Слово соль-терро услышано и засвидетельствовано.

– Спасибо. Теперь можем лететь.

Дом оказался приличным. А может, это поднявшееся настроение не давало повода придираться к мелочам.

Эти два дня прошли почти хорошо: мы немного гуляли по пологой части склона, сидели вечерами у камина и говорили о чем угодно. Вопреки первому впечатлению, Дарсан все же не был совсем уж диким. Заботился обо мне как умел, и эти его, иногда неловкие, порывы веселили нас обоих. Сначала я изображала благосклонность, потом, сама не заметила как, это стало ненужно.