Я написал диссертацию, и ее читали по крайней мере оппоненты. Принимал участие в составлении нескольких словарей, где в предисловиях моя фамилия упомянута с выражением благодарности. Я сочинил в общей сложности штук триста (считая и на чужую музыку) песен. И за десяток из них не стыдно.

Я знаю кого-то из великих, и, что важнее, кто-то из них знает меня. Хотя такое знакомство не всегда показательно. Илья Бутман рассказывал, как его выделил Жванецкий. Шел ленинградский (тогда еще) фестиваль юмора «Очень-91». Жванецкий со сцены открыто возмущался, что в зале много гостей без аккредитационной карточки на шее:

– В кои-то веки собрались профессионалы обсудить свои дела, а им мешают! Я не автографы приехал раздавать!

В перерыве Илья зашел в туалет. Жванецкий стоял перед писсуаром, застегивая молнию. Скользнул по Илье взглядом, отметил наличие карточки и довольно сказал:

– Хоть здесь одни профи!

Я неплохо выступаю, тарифицирован как артист первой категории. У меня даже была одна поклонница, которая отыскивала меня по афишам в сборных соляночных концертах и дарила книги с трогательными подписями.

То есть что-то я, безусловно, в жизни уже свершил.

Но иногда царапает ощущение, что я так и не сделал главного. Не открыл собственную планету, не отыскал нефть на своем участке. Был и остался винтиком в сложной системе. Токаря воспринимают по работе, поэта и артиста – по имени. Как-то подсознательно я все время готовлюсь к тому, что слава, признание, известность придут когда-нибудь потом. Придут ли?

Жизнь получается предчувствием, ожиданием будущего успеха. Длинным коммунальным коридором к неведомой янтарной комнате.

Я уже менял семью и профессию. Многократно влюблялся и даже был счастлив. Обманывал себя и других. Останавливался и оглядывался. Шел неверной тропой и выходил на столбовую дорогу.

Помню, в малознакомой компании симпатичная девушка спросила у Эдика Дворкина:

– Простите, чем вы занимаетесь?

– Я поэт, – ответил Дворкин. – Я написал трагическую балладу о селезне, который несет яйца.

– Но ведь селезень не несет яйца! – удивилась девушка.

– Я написал трагическую балладу, – повторил Эдик, – о селезне, который летит высоко в небе и несет яйца.

Жалко селезня. Летает, а не орел.

4.

Юрий Тейх и Сережа Янсон переходили улицу. Мимо на большой скорости неслась машина. Тейх остановился и придержал готового высунуться Сережу за локоть. Они благополучно добрались до противоположного тротуара.

– Янсон, – торжественно сказал Тейх. – я спас тебе жизнь.

– Спасибо, Юра.

Тейх смери Сережу оценивающим взглядом и пожал плечами:

– Не за что!

Правдивая история

В Братске нас встретили белесый туман, пахнущий горелой смесью навоза с резиной, и местный администратор Саша.

– Выброс с алюминиевого завода, – объяснил Саша.

Заводу тяжело. Он напряженно изнашивает оборудование, пытаясь завалить страну материальными ценностями. Оборудование железное, но побывавшее в руках советского человека. То есть иногда там что-нибудь не срабатывает, и на город ползет колоссально вонючее облако – мечта токсикомана. Во время сильного выброса дети не ходят в школу. Сегодня выброс средний, и школы работают. Нам повезло – мы сразу вдохнули романтики полной грудью.

Саша сообщил также, что живет в Братске уже давно, и научился выводить токсины из организма подручными горячительными средствами. Причем в основе лечебного настоя лежит украденный Сашиным знакомым с того же завода спирт. Круг, как положено, замыкается.

Мы получили багаж и по грязноватому снегу побрели к автобусу. Гостиница находилась на другом конце города. Хотя Братск похож на город примерно так же, как рубль на доллар. Братск – это несколько сведенных вместе поселков. Кончается один, и после полосы чахлого леса начинается другой. Каменные джунгли чередуются с деревенским пейзажем. Побывавшие в Штатах счастливцы в дорожных очерках «Америка как она есть» примерно так описывают Лос-Анджелес. С учетом, конечно, тамошнего климата и зверств капитала. Я, по серости, мог сравнить этот мини-мегаполис только с идеальным поселением будущего, когда наконец сотрутся грани между городом и деревней. Горожане получат доступ к дорожно-транспортным прелестям сельской глубинки. Зато обитатели одноэтажных домиков не почувствуют себя оторванными от благ магазинной цивилизации.

Гостиница называлась просто, но со вкусом – «Братск». Это мода многих городов. Патриотично и без претензий. Да и приезжему легко запомнить место нового обитания. Кстати, с возвращением Ленинграду прежнего названия, бывшая одноименная гостиница тут же сменила вывеску на «Санкт-Петербург». Сервис торопливо идет в ногу со временем.

О наших гостиничных приключениях можно написать целую книгу. Красочно обрисовать, как в Одессе к нам с Сережей в номер по случайной телефонной договоренности пришли две совершенно незнакомые девушки с бутылкой вина. И вину Сережа обрадовался больше. Как в райцентре Ширяево на весь этах был один умывальник в коридорном закутке. Из него мы брали воду для питья, в него же тайком мочились. Для более солидных подвигов надо было идти на холод в монументальный железобетонный сортир. Как в Иркутске, в гостинице «Сибирь» мы столкнулись с прямо-таки иезуитской бдительностью администрации: визитные карточки постояльцев для мужчин и женщин были разного цвета, чтоб мужики не водили по своим визиткам посторонних дам и наоборот. Как в Кишиневе мы жили вчетвером в огромной комнате пятиместного номера и еще доплачивали, чтоб не подселили пятого. Там от перегрузки и кустарного молодого вина у Ильи прихватило сердце, и мы полночи вызывали «скорую» с единственного телефона дежурной. А когда приехавший врач сделал Илье укол, и все обошлось, мы на радостях допили оставшиеся банки с вином и проспали свой поезд. Как в Череповце я кемарил в холле, потому что номер был занят для интимных целей. Как в холлах других городов кемарили мои сотоварищи. Как в Донецке после фестивального банкета мы вернулись в гостиницу глубокой ночью, и заслуженный швейцар, по негласному профессиональному обычаю увешанный знаками центральной и региональной доблести («Тридцать лет граненому стакану»), из вредности не пускал Сережу, потому что тот забыл визитку в номере. Ему практически нечего было достать из широких штанин. Лифт уже не работал, и нам с Ильей пришлось топать на шестой этаж и обратно. А когда обиженный Сережа был восстановлен в статусе постояльца, он вдруг закричал на бдительного обладателя нагрудного металла: