Года три назад, в Архангельской области, мы работали на кассу. Аренду клуба оплатили заранее, надеясь на выручку. Могли, кстати, и пролететь – дорога и гостиница были за наш счет. Расклеили афиши, прошлись по поселку, завлекая народ. Билеты стоили два пятьдесят.

Вечером к клубу потянулись зрители. Мы независимо курили на крыльце. Пародист Игорь Константинов сдержанно комментировал:

– Два пятьдесят. Еще два пятьдесят. Еще два пятьдесят. Два по два пятьдесят.

Держась за руки, заглянули на огонек четыре девушки-старшеклассницы, одна другой краше. Игорь восхищенно прошептал:

– Какой червонец прошел!

А вообще сельский труженик прижимист. Лучше, когда выступление безналичкой оплачивает совхоз. Тогда каждый индивидуум имеет возможность приобщиться к искусству бескорыстно. То есть даром. В смысле – на халяву. Тогда зал будет полон.

Сегодня, конечно, наберется едва ли половина. Хотя мероприятие запланированно убыточное, Саша принципиален – пусть хоть бензин оправдается.

– Прошу, товарищи! Билетики!

Товарищи вынули трудовые рубли. Толстая завклубша повела нас с О.А. в закуток позади сцены. Здесь у них хранился скудный инвентарь: та самая радиола и несколько покалеченных стульев. В их компании переодеваются местная самодеятельность и заезжие гастролеры. Здесь же в углу стоял большой гипсовый бюст Ленина, убранный от греха, но еще числящийся на балансе. Официозные изречения на стенах зала были пока оставлены до будущего ремонта. Кстати, иногда эти надписи способствуют поднятию тонуса. Андрей Мурай рассказывал, что в одном таком клубе видел огромный плакат: «Ленин – жил! Ленин – жив! Ленин – будет жить!» И подпись: «В.И. Ленин».

Под слоем вековых культурных отложений О.А. нашел шахматную доску с комплектом разномастных фигур.

– Ну что, сгоняем партию? Время есть.

– Давайте, – говорю. – Только я игрок-то не ахти. Дворовой.

– Ничего. Я попробую с вами играть левой рукой.

– Нет уж, – сказал я. – Для меня это слишком большая фора.

Мы расставили фигуры. Шахматист я действительно неважный. Правда, дебют миновал относительно благополучно. Да и О.А., надо сказать, был не Каспаров. В авантюры он не бросался, аккуратно подъедал мои брошенные на произвол судьбы пешки и все норовил поскорее разменяться, чтобы в эндшпиле реализовать маленький, но вполне материальный перевес. Я от разменов увиливал, поддерживал напряжение и в решающий момент фактически подставил ладью. Кипренский, не дрогнув, принял подарок и стал громить меня в хвост и в гриву. Позиция была безнадежной.

– Через десять минут начинаем! – объявил прибежавший Саша. Глянул на доску и спросил: – Чей ход?

– Ход… – задумчиво сказал О.А. – Ход через задний проход…

И хищно взял очередную пешку. Я сдался.

– Глупо сыграл, – оправдывался я. – Глупо, отвратительно и бездарно.

– В свою силу, – хмыкнул Саша.

Мы стали готовиться к концерту. Переодели туфли. О.А. погляделся в оконное стекло и расчесал остатки кудрей. Он выходил первым и волновался больше. Спросил, с чего, по моему мнению, лучше начать. Я пожал плечами – не время вносить коррективы.

О.А. всегда начинает с одной и той же затертой репризы. Дескать, ничего, что зрителей мало. На прошлом концерте их не было вообще. Мы ждали десять минут, двадцать, сорок, час. Никого нет. Наконец вошла какая-то старушка. Мы обрадовались, говорим: «Бабушка, садитесь, мы начнем». Она ответила: «Мне нельзя, я контролер». Оказывается, просто забыли сообщить о нашем приезде.

Просторы страны необъятны. В зале всегда находятся люди, которые не слышали этой трогательной истории. Несправедливо лишать их такого удовольствия.

Я сказал, что менять ничего не надо. Все равно талант в карман не спрячешь. Любовь народа к своим писателям растет без всяких хаигрываний. И этому есть примеры. Преподаватель Савина, читавшая нам курс советской литературы, гневно упрекала нерадивых студентов:

– Как вам может не нравиться Маяковский? Я, например, с Маяковским сплю!

Вероятно, она имела в виду книгу…

О.А. благодарно кивнул за моральную поддержку и шагнул в жидкие непродолжительные аплодисменты. Гастроли безоговорочно начались.

9.

Друзья познаются в биде.

Пословица (искаж.)

Старик Дарвин был глубоко прав. Человек с готовностью стремится приспособиться к новым для него условиям. Иначе он бы не слез с дерева.

За несколько дней мы прочно втянулись в кочевую жизнь. Выработался биологический цикл «гостиница – автобус – очередной клуб». Эмоциональный всплеск на сцене чередовался с отходняком в номерах. Между ними лежала полоса автобусной дремоты под неизбежную Сашину болтовню. Появились какие-то мелкие привычки. В дороге каждый упорно занимал свое насиженное место. Это напоминало священный языческий ритуал. Так племя людоедов рассаживается к костру поужинать.

Перед сном О.А. пунктуально заходил ко мне на чай. Я не злоупотреблял ответными визитами, поскольку курить в его номере строжайше не рекомендовалось. После чаепития и пожеланий доброй ночи я до упора смотрел телевизор и культивировал свою усталость.

Затем проваливался в забытье. Утром кое-как завтракал в буфете и шел набирать форму, то есть валяться до обеда. Я еще с армии знал, что сон – это здоровье. Я берег половодье чувств до выступления.

О.А. после буфета усаживался творить. Он считал, что надо время от времени радовать мир своими произведениями. С него, кстати, в гостинице содрали полтинник за разбитое оконное стекло. Он боролся за регулярный образ жизни и пытался спать со свежим воздухом. Ночью подул ветер и шарахнул приоткрытую раму об тумбочку. Тумбочка, к счастью, уцелела. Иначе нас всех засадили бы в долговую тюрьму. Зато О.А. перестал жаловаться на судьбу. Закаленный финансовым обрезанием, он даже вспомнил, что у таланта есть сестра, и сократил свои выступления с полного часа до академического. Это было мужественное и благородное решение.