Мы ели, пили, слушали музыку и говорили, говорили, говорили…

В отличие от большинства современных исполнителей, Цветова сама песен не пишет. Но участвует в их создании на все сто девяносто восемь процентов. Придумывает сюжеты, безжалостно требуя подгонять сочиненное под нужный образ.

Она здорово генерирует идеи. Так что работать с ней, как говорится, трудно, но интересно. Можно лишний раз проверить себя на уровне самого что ни на есть высокого профессионализма.

Тот вечер можно считать датой рождения первой нашей с Красовским песни «Сцена». Поскольку на свет появилась идея. А все остальное, в том числе слова и музыку, мы мучительно доделывали на ходу.

Вообще, у каждого произведения своя судьба. Бывает, что сначала ты его проталкиваешь, а потом оно тянет тебя за собой.

Благодаря «Сцене» я первый (и пока единственный) раз снялся в кино. В роли талантливого себя.

Это была претендующая на гениальность режиссерская задумка. Через весь фильм проходит эпизод репетиции. Певица, музыканты и торчащие под боком авторы полезными и своевременными советами помогают друг другу в творческом поиске.

Репетиция постоянно разбавляется хроникой жизни Эдны Иосифовны. В финале песня наконец-то звучит как надо. Все довольны, всем спасибо.

Снимать запланировали в павильоне студии документальных фильмов. Недалеко от Исаакиевской площади. Участников обязали явиться к одиннадцати часам.

Я еще не ведал специфики киноискусства. Не знал, что если назначили на одиннадцать, то начнут не раньше двух. Потому что надо выставить свет. И отрегулировать работу аппаратуры. А также решить массу мелких организационных проблем, связанных с душевным и физическим состоянием тех, кто все это должен делать.

Красовский предусмотрительно захватил с собой очередного приятеля.

– Знакомься. Мой хороший друг Леня.

Я осторожно пожал вялую ладонь.

– Он миллионер, – сообщил Красовский. – Два месяца сидел в Крестах. А потом откупился.

В те советские годы миллионеры были редкостью. Время от времени их отлавливали и шумно клеймили в газетах. Чтоб народ лучше понимал, как именно жить нельзя.

Я посмотрел на Леню с уважением. Он выглядел неброско, но вполне добротно. И впечатление производил.

Через полчаса мы уяснили, что съемка откладывается. Цветова и режиссер пока не появлялись. Рабочий гул павильона создавали ничего не решающие помощники и ассистенты.

– Надо перекусить, – уверенно предложил Красовский. – Время к полудню, а я трезв, как скотина. Леня, ты, надеюсь, оплатишь наш завтрак?

Леня безразлично склонил голову.

Красовский с энтузиазмом увлек нас в «Асторию».

К его огорчению, ресторан открывался позже. Зато имелся функционирующий буфет. И Сережа с ходу атаковал стойку.

– Мы не ошиблись, это у вас можно дорого и невкусно поесть?

– У нас, у нас, – устало вздохнула буфетчица. – Водки нету, только коньяк.

– Ничего, – успокоил Сережа, – Москва тоже не сразу от копеечной свечки сгорела.

Коньяк вызвал шквал положительных эмоций.

Мы нащупали общие темы разговора. Выяснили, какие прилагательные образуются от названия экзотического фрукта фейхоа. Поспорили о том, можно ли опорожняться, сидя на стульчаке совмещенного санузла, и одновременно блевать в раковину.

Окружающий пейзаж начал радовать сердце.

На киностудии в наше отсутствие ничего не изменилось. И Сережа справедливо рассудил, что надо добавить. Чтоб время не текло впустую. И по той же причине из буфета захватить с собой.

Момент прибытия главных действующих лиц мы встретили нагруженными до полной кондиции. Так что сам акт съемки я помню смутно.

Цветову, меня и Красовского сгруппировали вокруг рояля. Мы должны были с умным видом что-то обсуждать. Вместо слов предполагалась музыкальная заставка.

Режиссеру долго не нравились наши позы и жесты. Я для него выглядел слишком скованным. Красовский недостаточно убедительно терзал клавиши.

– Энергичнее, энергичнее! Больше запальчивости. Вы сейчас вкладываете душу, чтоб песня ожила! Будьте естественными!

Сережа вдохновенно улыбнулся в нацеленный для очередного дубля объектив:

– Как вы меня зае…али!

– Стоп! Снято! – обрадованно скомандовал режиссер.