С переменой ориентации выяснилось, что социализм все-таки был построен. Причем довольно основательно. И мы теперь никак не можем из него, родимого, выбраться.

Соответственно, чувство гордости за родную державу слегка поугасло.

Мой приятель Толя Стук одно время работал проводником почтового вагона. Регулярно мотался в Москву и обратно.

Я был свидетелем сцены, когда его жена Рита просила купить в белокаменной какой-нибудь дефицит. То, чего нет на пустых прилавках здесь, но можно вдруг встретить на полупустых прилавках там. Если повезет, конечно.

Толя философски пожал плечами:

– Зайчик, ты так говоришь, как будто Москва – это столица Финляндии…

Красовский не спеша смолотил очередной бутерброд и наконец сделал то, чего деликатно ждали притомившиеся хозяева. Он бросил взгляд на часы.

– Девять утра. Пора уходить.

Савичев с супругой чуть не обрадовались раньше времени.

– Уже?

– Я только Стояну позвоню, ладно? Надо к нему заехать, песню передать, а без звонка неудобно.

Глядя на Красовского, я вдруг тоже почувствовал прилив здорового толстокожего нахальства:

– И мне бы позвонить – в Петербург. Я недолго, пару минут…

Сережа скорчил неодобрительную гримасу, но Савичев отнесся к просьбе добродушно и благосклонно:

– Телефон в комнате. Давайте, кто первый?

– Иди, – разрешил Красовский. – Я пока в туалет сбегаю.

Вместо Татьяны-2 снова отозвался безалаберный художник Боря.

– Привет, я звоню знаешь откуда? От Савичева!

– Ну! – восхитился Боря. – Вот это да! А кто он такой?

– Ты что там, совсем одичал в своем морге? Слаще тыквы ничего не ел? Вспомни – «Я уеду», «Дом у пруда»… Татьяну позови.

– Да нету ее, дома не ночевала. Гуляет где-то.

Новость была не самой приятной и слегка резанула по душе мелкими острыми коготками.

– И на работу с утра не вышла, тут уж приходили какие-то пидоры из ЖЭКа. Наверное, увольняться будет. Тем более, все равно не платят – так и пошли на хрен. Ты-то получил диплом? Учти, что документ без обмывания считается недействительным!

– Вечером будут вручать. Слушай, может с ней что-то случилось?

– Что с ней случится? Молодая баба, ночь не ночует – то и случилось!

Боря в чужую трепетную любовь вникал слабо. И трещал о своем, заветном:

– Я ей говорю: давай я тебя нарисую – как ты работаешь. В платке и с метлой в руках. Классно бы было, да? Нет, говорит, все будут думать, что я на это помело сейчас сяду и полечу. Лучше пусть будет за пианино. А у меня пианино не получается. Как вспомню, как мы его тащили, – полная жопа. Кисточка из рук падает…

– Ладно, счастливо, я потом еще позвоню.

Настроение поменялось на диаметрально противоположное. Хотя к хозяину это, конечно, не имело никакого отношения.

Савичев проводил нас тепло, но с заметным облегчением.

Я почему-то думал, что он скажет что-нибудь вроде: «Будете в Москве – заходите» и распахнет прощальные объятья. Но маэстро ограничился коротким пожеланием удачи.

Мы, поеживаясь, вышли на снег и ветер.

– Ну что, куда теперь? – поинтересовался я.

– Что-что… Спит!

– ?!

– Стоян спит. У него ночью были съемки. Он отдыхает. Надо звонить часа через два.

– А ты с кем общался?

– Раздолбай какой-то. Охранник. Я его спросил: «Простите, а с кем я разговариваю?» Он говорит: «Охрана».

– И что теперь будем делать?

– Что-что… Походим, погуляем по городу. У Савичева-то весь день неудобно торчать. Пошли, на других москвичей посмотрим.

МОСКВИЧИ

Утренняя столица была буквально насыщена деловой активностью. По крайней мере, городской центр, в котором мы заинтересованно крутились.

Гудящие потоки машин убегали за недальний горизонт. Уличные ларьки без перебоя отпускали пиво и сигареты. Народ целеустремленно растекался строить светлое капиталистическое завтра.

Через каждые пять шагов внимание прохожих должны были привлекать звонкие ударные таблички и вывески типа «Представительство всемирного торгово-финансового банка», «Европейское лесопромышленное объединение», «Банк такой-то и сякой-то», «Крупнейшая российско-американская компания. Квартира 8, два звонка, спросить Мишу».