Часть надписей была сделана от руки. Некоторые – с грамматическими ошибками. Что, конечно, слегка принижало объявленный мировой и европейский уровень.

Любой квадратный метр полезной нежилой площади использовался для развития коммерции.

Бывшие котельные обзывались офисами. Подвалы торговали крупным и мелким оптом. В дореволюционных домах после капремонта шахту лифта нередко приделывают снаружи. Табличка на одном из таких лифтов гласила: «Обмен валюты. Вход с подъезда».

Я вообще убежден, что когда-нибудь именно в нашей стране обязательно напишут гимн вывеске. С торжественной сладкоголосой мелодией и абсолютно незабвенными словами. Вроде классических образцов: «Окраска бровей, ресниц, кожаных пальто», «Кафе-распивочная «Вечный зов» или «Всероссийское общество слепых. Магазин «Рассвет».

Чтобы согреться и убить время, мы сели в полупустой троллейбус. Теперь морозная столица красовалась за окнами.

Мелькнул завлекательный рекламный плакат «Полтонны навоза каждому! Только в садоводческом центре «Мир увлечений». Проплыло солидное здание финансовой организации с чисто дамским названием «Лесбанк».

Получалось что-то вроде неспешной обзорной экскурсии.

Троллейбус степенно проехал Лубянскую площадь с большим центральным зданием бывшего КГБ. Раньше перед ним стоял знаменитый памятник пламенному революционеру Дзержинскому. Сейчас памятник убрали подальше от греха и широкой демократической общественности.

В новой России привычно расчищали место для новых героев.

Дабы поддержать вялотекущий разговор, я поведал Сереже историю, услышанную во Владивостоке. Тоже про бронзового Железного Феликса.

Рассказывал представитель неистребимой провинциальной интеллигенции, активный член местного художественного фонда.

В начале семидесятых годов к ним в фонд поступил заказ из краевого управления госбезопасности. Чекисты перебирались в новое, специально выстроенное здание, где в просторном вестибюле предполагалось выставить громадный бронзовый бюст первого председателя ВЧК. Как символ чистых рук и горячего сердца.

Прежнее гипсовое воплощение хозяев уже не устраивало. Торжественное открытие было приурочено к тогдашнему всенародному празднику 7-го ноября.

Худфондовцы с энтузиазмом взялись за дело.

Бюсты революционных вождей не требовали особого напряга творческой мысли, зато вполне прилично оплачивались. Но вышла маленькая неувязка.

Свежесработанная бронза долго не тускнеет. Ее надо покрывать специальной мастикой. Запасы которой, к сожалению, в фонде были исчерпаны. А сияющего, как надраенный пятак, Дзержинского могли при приемке забраковать.

Пришлось вспомнить старинный рецепт. Бронзовые изделия приобретают благородный темный оттенок после интенсивной обработки обычной мочой.

Бюст срочно переволокли в мужской туалет. Среди сотрудников распространили устную, строго секретную (чтоб, не дай Бог, не просочилась за стены) директиву. В смысле – ни капли ценного продукта мимо нужного объекта.

Через неделю изделие приобрело необходимый товарный вид. Чекисты на радостях даже не затянули с оплатой. Что было, конечно, большим культурным событием местного масштаба.

Откатавшись намеченное время, мы вышли перекурить и продолжить движение в пешем строю. Мороз явно усиливался. Пронзительный холодный ветер выбивал слезу не хуже любовного мексиканского сериала.

– Ну что, пора уже и позвонить – заметил Сережа.

Я заковылял было в нужном направлении.

– Ты куда это? – удивился Красовский.

– Вон же автомат.

– Ты что, больной?

Сережа решительно толкнул дверь ближайшего магазина. Подошел к выставленным образцам одежды. Оценивающе помял в кулаке рукав многодолларового костюма. И по-хозяйски обратился к продавщице:

– Девушка, вы не позволите нам позвонить? Я композитор Красовский. Лауреат, между прочим, фестиваля «Лучшие песни года». А это мой поэт. Нам нужно срочно связаться с Стояном Берберовым.

Я был уверен, что нас выкинут наружу раньше, чем Сережа закончит просьбу. Даже на всякий случай занял стратегически выгодную позицию у дверей. И грубо ошибся.

Все-таки есть люди, чье нахальство окружающие воспринимают как должное. Девушка с благоговением поднесла телефон на длинном шнуре. Красовский яростно набрал номер и сдержанно побеседовал.

– Алло, алло, я могу поговорить с Стояном? Отдыхает? Через какое время можно позвонить? Через два часа? Спасибо, всего доброго.