Красовский столь высокие устремления с энтузиазмом одобрил, но поручил мне перекурить и чуточку подождать. Пока он, пользуясь антрактом, опять не нырнет за кулисы и не втюхает Стояну Берберову многострадальную кассету с нашими песнями.

Я отправился исполнять.

Во Дворце съездов отдельный салон для курящих почему-то не предусмотрен. Публика разочарованно дымит в том же умывальнике.

Так что я расположился на уже освоенной территории. Занял укромное место в углу. Под мышкой два диплома – свой и Красовского. В руках коробки с телефонами. На лице блаженная идиотская улыбка.

Рядом возник невзрачный мужичок. Посверлил мою сущность мутноватым орлиным взором. Вяло поинтересовался:

– Простите, это не вас там сейчас награждали?

Я дружелюбно кивнул. Мужик чуть оживился и перешел на более доверительную форму общения.

– Слушай, я тебя поздравляю. Молодец! Давай я тебе подарок сделаю. От души, честное слово. На, держи.

Он выудил из заплечной сумки литровую бутылку водки «Россия». Бельгийского, кстати, производства.

Я был тронут.

– Спасибо большое. Мне даже как-то неудобно. Может, примем по чуть-чуть? За удачу?

– Стакана нет, – виновато сказал мужик.

– Что ж мы, без стакана не обойдемся?

Мужик отработанным движением скрутил пробку. Мы развернулись спинами к толпе. Сделали по нескольку глотков из горлышка. Запили кремлевской водой из-под крана. По-нашему, по-лауреатски.

Спрятанные репродукторы выплюнули курлыкающий сигнал об окончании перерыва.

– Ты в зал? – поинтересовался мужик.

– Какой там зал… В буфет.

Мужик торопливо сделал еще один заход и протянул бутылку.

– Я-то не могу. Я с женой. Ладно, будь здоров! Всего!

Он прощально вскинул руку. Я принял подарок и вернул пробку на нужное место.

Народ потихоньку исчез. Зато появился Красовский.

– Все отлично! Отдал кассету, переговорил… Это у тебя откуда?

– Подарок. Ну что, двинули?

– Мне вот почему-то водку не дарят… – с задумчивым намеком сообщил Красовский.

– Не хорони себя раньше времени-то. Может, все еще впереди, – утешил я. – Зато в их гадюшнике меньше потратимся.

Буфет-ресторан во Дворце съездов огромен. Я думаю, туда без особых усилий можно уместить пару тысяч желающих.

Чувствовалось, что именно здесь в свое время проводила основной досуг съездовская массовка. Да и сейчас он был заполнен почти наполовину. Не мы одни предпочли наплевать на второе отделение.

Красовский взял у стойки привлекательную по цене закуску. Мы присели за первый попавшийся столик. И без промедления осушили за все тех же талантливых себя.

– О-о, смотри, – указал Красовский. – Вроде, Полина Русова?

Действительно, эстрадная звезда снизошла до культпохода по местам общепитовской славы. Может быть, из обычного желания совершить вечернюю прогулку. Размять внезапно застоявшиеся без сценического перепляса ноги.

А может и в безумном стремлении отведать от щедрот местной кухни.

Звезду сопровождали два здоровенных амбала. Молча и непреклонно пресекавших любые попытки общения со стороны менее звездных граждан.

На не слишком сытый желудок водка забирает почти мгновенно. Я уже пытался каламбурить:

– Поля Русова – это что, от «Русского поля»? Была такая песня, музыка Френкеля, стихи, по-моему, Инны Гофф…

Сережа решительно отставил рюмку.

– Пойду-ка познакомлюсь. Может, потом что-нибудь ей предложу. Что-нибудь из нашего. Пусть поет.

– Брось, – неуверенно отверг я. – Сейчас не нужно, наверное. Не та обстановка. Тут проще по морде схлопотать… Что ты ей скажешь?

– Как что? Так и скажу – композитор Красовский. Лауреат…

Отговаривать было бесполезно. Того, кто уперся рогами в землю, трудно сдвинуть без бульдозера.

Красовский вернулся через двадцать секунд. Красный и нахохленный, как осрамившийся петух.

– Чтоб я ей… Когда-нибудь… Этой трамвайной хамке… Не дам! Никогда в жизни, ни одной песни!