Шрифт:
– Что она тебе ответила?
– Что она ответит? Она ж меня якобы не знает. И знать не желает. Думаешь, от большого ума?
Других леденящих душу подробностей я так и не дождался.
Разговор, понятное дело, велся о своем, о нетленном.
Я пересказал Сереже подсмотренный в телеящике сюжет – о первой и пока единственной в мире электростанции, работающей на сухом коровьем навозе. Расположена станция в небольшом индийском селении. Мощности хватает, чтоб несколько часов в сутки питать это селение светом.
Причем местные жители по религиозным соображениям коровьего мяса не потребляют. Священных животных разводят исключительно ради дефицитного навоза.
Хороший такой сюжет. С большим намеком на светлое индийское будущее.
Нечто подобное, объяснял я Сереже, происходит на нашей сцене.
Это не хорошо и не плохо, это так, как есть. Сейчас за большие зеленые бумажки можно сделать поп-звезду из любого подручного материала. Соответственно, на телеэкранах замелькали девочки с мелкими грудками и богатенькими папиками. Про каких еще в тридцатые годы классик юмористики писал что-то вроде: «С вашим голосом нужно петь в сарае. И вам хорошо, и дровам приятно».
Они делают именно то, чего от них ждут. Они выдают свою жидковатую песенную продукцию сродни священным индийским коровам. А народ за это их все равно любит.
И в результате, заключил я, мы имеем то, что имеем – очередное эстрадное говно вприпрыжку.
Сережа мычал в ответ о сволочизме отдельных популярных певцов. Тех, которые считают, что они именно пуп земли, а остальные – то, что ниже пупа.
– Из всей музыкальной культуры уяснили только одну фразу: «Эй вы, сучки, где же ваши ручки?» – а гонору выше крыши. Уже и Моцарт рядом не валялся. Еще и авторам ни хрена не платят! А интервью послушаешь – такие все добрые, сил нет. Как же, яйца варят – бульон нищим отдают…
Правда, по мере убывания волшебного напитка наши взгляды на современную эстраду становились все более терпимыми.
Выяснилось, что там масса интересных исполнителей. Да и народ в основном подобрался талантливый и душевный. И вообще пора ехать на вокзал и там в ожидании поезда добавить где-нибудь в кафе.
Тем более, что сколько водки не пей, а организм все равно на девяносто процентов состоит из воды.
Мы распрощались с Дворцом съездов, нырнули в метро и уверенно осуществили задуманное. Заодно взяли по стакану кофе – чтоб не слишком развезло.
Выложили дипломы на столик, имея в виду, что пьянка без тостов полностью теряет свое воспитательное значение.
Возле стойки замызганный старик лет восьмидесяти просил у молоденькой барменши налить сто граммов водки. Та сухо объявила:
– Двадцать рублей.
При этом окинула клиента недоверчивым взором: мол, есть ли у тебя такие непомерные деньжищи?
Дедок извлек из недр зипуна новенькую сторублевую купюру. Барменша мгновенно подобрела:
– Может, вам еще чего-нибудь?
Ненавязчиво предлагая какую-нибудь закуску местного производства.
Старик грустно улыбнулся:
– На всю сдачу – любви!..
Я чуть не хлопнул себя по лбу. Надо же, со всей этой суматохой почти забыл что у меня-то любовь еще имеется! Моя ласточка уже, небось, извелась, посматривая на телефон. И капают ее дивные слезы в тарелку с остывшим борщом.
А я, как предпоследняя скотина, бездумно распиваю вредный для здоровья алкоголь.
Пришлось сослаться на поход в туалет и оставить Красовского наедине со смутными раздумьями. А самому в который раз спешить к телефонному автомату.
– Алло, я слушаю, – сонно и подчеркнуто нейтрально отозвалась из трубки Татьяна-2.
– Привет! Очень рад слышать твой голос. Я тут немножко пьяный. Стою на вокзале с дипломом лауреата в руках. Я тебе звонил, тебя все время не было. Что-то случилось?
– Да, случилось.
– И что именно?
– Я замуж выхожу.
Я от неожиданности слегка остолбенел. Новость казалась настолько неправдоподобной, что я даже сразу не понял, о чем идет речь.
– Как это – замуж?
– Как все. Подадим заявление и распишемся.
– А как же мы с тобой?
– Все, Витюшка. Я больше так не могу.
– Мне будет очень плохо без тебя.
– Переживешь. Это всегда так: сначала плохо, а потом находишь кого-то другого.