Казаки изумлённо взирали на своего командира, даже глаза вытаращили:

«Фу, ты, ну, малец, мы всем обществом обсуждали, а до этого не дошли. А он – взглянул лишь – и нате вам! Ай, голова, ай, да умница!»

И они удовлетворённо посматривали на своего командира.

Тот, почуяв особое настроение унтер-офицеров, позвал ординарца и распорядился:

– Пётр, прошу тебя – всем по доброй чарке водки. И закусить что-нибудь.

Казаки одобрительно загудели:

– Спасибо, Вашбродь! Спасибо! Вот – уважил, так уважил!

Довольно потирая руки, устроились кто-где и ждали угощения благоговейно.

И когда ординарец внёс наполненные, до краёв, фужеры с водкой, отдельно – Каледину – с простой водой, унтер-офицеры не заметив этого, по очереди провозгласили здравицы, перекрестились, и, словно божье причастие, выпили барскую, как они потом говорили, водку.

Неспешно закусили холодным мясом, с помидорами, и стали пониматься из-за стола:

– Спасибо, Ваше Благородие. Очень Вы нам… уважение большое оказали, – нашёл, наконец, верное слово вахмистр Денисов, – значится, всегда надейтесь на нас, не подведём, коли что…

– А костюм – как сработаем, так сразу Вам и представим, а затем – и на весь эскадрон спроворим, каждому, так как на него разве мой пойдёт, – и старший урядник Шиманцов, небольшого роста, но жилистый и крепкий, указал на гиганта Денисова.

Все дружно засмеялись и стали выходить на воздух, где дружно задымили самокрутками с душистым донским табаком.

Каледин остался один. И всё думал:

«Вот ведь он, русский человек. Уважь его, за ровню с собой прими, и нет преград, которые бы он не одолел.

А костюм – действительно – прекрасная идея. Сколько он жизней в реальном бою сбережёт – неведомо никому. Жаль, что нельзя на всю армию их наготовить. Но в эскадроне – он будет, на всех. Мало ли как придётся действовать! Вон, как у моста, там бы очень эти костюмы пригодились. Хватит напролом, по-дурному, лишь на солдатской крови, переть. Надо и с хитростью, с учётом опыта других.

Одна Крымская война показала все наши изъяны: наши флотские офицеры – в чёрных сюртуках в окопах, пехота – в цветных мундирах. А французы и англичане – в хаки, незаметной в крымской степи.

Одно это уже гарантировало им успех. Меньшие потери, особенно – среди офицеров.

Ужасающие потери были у нас именно среди офицеров. Мишень явная.

А в таких костюмах, в тылу врага особенно, мы станем невидимыми и будем всегда появляться и исчезать внезапно, растворяясь среди леса. Кустарников. Молодцы, казаки!»

А уж как радовался генерал-лейтенант Шаповалов, который прибыл к своему крестничку, как он называл Каледина, на занятия в поле.

Эскадрон, выполнив задачу учений и разгромив, по условиям игры, штаб пехотного полка, словно растворился в лесу, стал невидимым.

Даже командир корпуса растерялся – что за привидения, внезапно налетели, внезапно исчезли. И никто не успел толком ничего рассмотреть, как это ловко в них получилось.

Кошелев, сидя на красивом коне, подъехал к Шаповалову:

– Ваше Превосходительство, задачу, поставленную Вами, эскадрон Каледина выполнил с честью. Пленены командир пехотного полка и чины его штаба, дозорные и охрана повязаны.

Шаповалов распорядился:

– Собирайте, Юрий Алексеевич, молодцов. Будем чествовать героев.

И когда из лесу, словно привидения, вышли люди Каледина, Шаповалов не мог скрыть удивления и восторга:

– Ах, молодцы, ах, умельцы! Как же всё разумно и ладно! Сотник, прошу Вас, подарите один костюм командиру корпуса. Буду всем показывать. До военного министра дойду.

Словно сожалея, что не может всю армию экипировать таким образом, продолжил:

– Всех так не оденешь, да и нужды-то на всех нет, а вот для действий в тылу врага – это находка.

– Ай, да, молодцы, – всё причитал и причитал он, обходя строй эскадрона.

И уж совсем в умиление его привёл вахмистр Денисов, который стоял в строю, с обмотанным в зелёное, карабином. Только прицельная планка чернела, да зрачок ствола. А вся физиономия великана была разукрашена полосами речной грязи.

– А это что за художества, а ну-ка, богатырь, поделись своими соображениями, зачем карабин спеленал и рожу разрисовал?

– А это, Ваше Превосходительство, удумали мы лишь сегодня, когда дозор снимали. Карабин на солнце блестит, и один дозорный даже всполошился, видать, заметил солнечный блик. Так я его, родимый, перед захватом штаба полка, в этот обрывок ткани и завернул.