Каледин обнял Вязьмитинова за плечи и повернулся к залу:

– Господа! Товарищи мои боевые! У меня особая радостная весть. Ещё Государевым указом, от 2 марта, полковнику Вязьмитинову присвоено высокое и заслуженное генеральское звание. Сердечно поздравляю Вас, Ваше Превосходительство, и позвольте вручить Вам эти знаки полководческой зрелости.

Каледин как-то закашлялся, неспешно вынул из кожаной папки пару генеральских погон, с витым вензелем «Н» и двумя золотыми звёздами по краю.

Долго держал их в руке, а когда справился с волнением, неспешно проговорил:

– Меня этими погонами сам Государь с генерал-майором поздравил.

Примите, Василий Львович, на добрую память. Полагаю, что это всего лишь очередная, заслуженная Вами ступенька. Будет жива Россия, мы ещё услышим о великих свершениях генерала Вязьмитинова.

А нет – все станем на одном краю, на остатнем.

«Ура!» генералу Вязьмитинову, господа, друзья мои боевые!

Зал дружно вскочил и все, до единого, а нижние чины – громче всех, прокричали, троекратно, «Ура!».

Но Каледин заметил, что общего подъёма и радости, воодушевления не разделял с участниками Военного Совета бравый вахмистр, полный Георгиевский кавалер Будённый.

Его знала вся армия и, конечно же, хорошо знал и Каледин, сам вручал два золотых креста Георгия I класса.

Каледин даже скупо улыбнулся – почтут за сумасшедшего, как это два золотых креста, если он вручался единожды и на всю жизнь.

Но в этом-то и был весь вопрос. За серьёзные прегрешения, за избиение чиновника высокого ранга в отпуске, вахмистр-герой был приговорён к смертной казни.

И он, командующий 8-й армией, сам возбудил ходатайство перед Государем, о замене наказания вахмистру, с учётом его выдающихся заслуг.

И царь утвердил ходатайство командующего, отменил вынесенный Будённому смертный приговор и лишил его заслуженной награды – золотого Георгиевского креста.

Через несколько месяцев он же, Каледин, вручил герою новый золотой крест за беспримерное мужество и отвагу, проявленные при захвате стратегически важного моста, который и предопределил успех армии в Луцкой операции.

Потребовалась личная встреча с Государем, горячая поддержка Главнокомандующего фронтом Брусилова.

И как же был счастлив Каледин, увенчивая, по достоинству, грудь бравого вахмистра, на которой благородно теснились три оставшиеся креста и четыре Георгиевские медали.

Сегодня Каледин отчётливо видел, что вахмистр не с ним.

И поднялся он, при чествовании Вязьмитинова, неохотно, и рта не открыл, когда весь зал провозглашал здравицу в его честь.

Каледин, когда зал угомонился, и обратился, напрямик, как он это делал всегда, к вахмистру с прямым вопросом:

– Что случилось, вахмистр? Я ведь чувствую, что ты – не с нами в этот час. Объяснись!

Будённый, на этот раз, вскочил, вытянулся в струнку, но доложил не спешно, угрюмо, не отводя своего тяжёлого взгляда от глаз Каледина:

– А я, Ваше Высокопревосходительство, за версту чую, как он, – и он при этом ожесточённо и зло посмотрел в сторону Вязьмитинова, – за людей нас не принимает.

Мы для него – хуже быдла. Конечно, рядом со мной сидит, по Вашей воле, а нос воротит. От меня же конюшней, да конским потом разит, а его Превосходительство – у меня от его духов и голова разболелась.

И уже предерзко:

– Позвольте, Ваше Высокопревосходительство, мне пересесть, а то и дышать невозможно.

И не дожидаясь позволения – пересел на свободное место в первом ряду, рядом с генералом Романовым, начальником тыла армии.

Тот нервно засопел носом, но ничего не сказал, а только отодвинулся от вахмистра, загремев стулом.

Каледин, против правил, зычно обратился к залу:

– Господа, мы не будем сейчас выяснять… э… отношений подобного рода.

Есть дела гораздо важнее. О судьбе Отечества нашего многострадального должны быть все наши мысли.

Каледин сжал зубы, даже желваки заходили по щекам.

– Господа! Прошу внимания. Мне, не буду лицемерить пред вами, очень неприятно, что даже здесь, в этом зале, где собраны лучшие люди армии, разгораются непримиримые страсти.

Так они сегодня и разрывают на куски нашу Великую Отчизну.

И возвысив свой голос, стал говорить дальше, тяжело проворочавивая в своей душе каждое слово, словно бросая камни в чёрную и неспокойную воду:

– Сегодня нам всем – не до сантиментов. Будем говорить прямо и честно, так как слишком велика цена каждого слова. Тем более, слово вашего командующего, который не привык ими сорить и был всегда пред вами простодушен и искренен.