Тормоша и расправляя ткань, она обходила его кругом, не поднимая глаз — без улыбки, держась на расстоянии, и все же так близко, что он уловил ее дыхание на своей шее, когда она проверяла, как дублет сидит на спине.

— Придется сделать вставки, — со вздохом сообщила она и развела его руки в стороны. — И здесь тоже. — Она шагнула назад. — Все. Можете снимать.

Он испытал облегчение, скинув дублет, и пожалел, что нельзя так же легко стряхнуть с души напряжение последних дней. Он не один из них. Куртка приграничного рейдера будет смотреться на нем так же фальшиво, как мужские бриджи на Кейт.

Она все не уходила. Откашлялась, словно собралась заговорить, но продолжала стоять, опустив глаза на дублет на сгибе локтя.

— Я должна поблагодарить вас, — наконец сказала она. — Вы спасли мне жизнь.

— Затем я и поехал, — только и мог ответить он.

Она кивнула, не поднимая взгляда.

Кто эта робкая незнакомка? У реки она первая дотронулась до него. Целовала его. В благодарность за спасение? Или во всем виновато возбуждение от набега, которое разгорячило ее кровь?

Наверное, так оно и есть. И хотя она поблагодарила его и не стала бранить за вольность, она заслуживала извинения. Он спросил, можно ли поцеловать ее. Она ответила «да». Но он дал ей слово. Нужно было найти в себе силы сдержаться.

— Я тоже должен сказать вам одну вещь. Я прошу прощения… — За то, что поцеловал ее? Нет. Он начал заново: — Я дал слово не прикасаться к вам и не сдержал его. Мне очень жаль.

Ее щеки порозовели. Смущение. Так непохоже на Храбрую Кейт.

— Вы не виноваты, — произнесла она. — Мне самой не стоило… — Не договорив, она отвернулась.

— Но ведь все оказалось не так плохо, как вы боялись. — В этом он был уверен. Несколько секунд она принадлежала ему, безраздельно.

Их глаза встретились.

— Я не ожидала… — Она отвела взгляд и снова принялась сосредоточенно изучать дублет. — Вы не такой, как остальные мужчины.

Ее слова были как пощечина, как удар под дых. Даже Роб не ставил под сомнение его мужественность. Усилием воли он заставил себя говорить негромко и ровно.

— О чем это вы?

— Ровно об этом! Другие на вашем месте принялись бы шуметь, топать ногами и бахвалиться своей отвагой. Или угрюмо молчать. А вы просто стоите, улыбаетесь и спокойно интересуетесь, о чем это я.

— Значит, для вас мужчина это нечто вроде рычащего, бездумно убивающего зверя?

Но он и сам был таким. Он убил человека, думая только о том, чтобы защитить ее. И несмотря на все свои клятвы, снова и снова представлял ее в своих объятьях.

— Мужчина, — сказала она, — это тот, кто способен отдать жизнь за свою семью.

Вот. Теперь она пытается навязать обязательства, как только что навязала ненужный ему дублет. Но он ужевзвалил их на себя, когда поклялся отомстить за нее, даже не понимая, что кроется за ее ненавистью.

— Вашей жизнью движет только одна цель? Увидеть убийцу вашего отца мертвым?

По ее лицу пробежала странная рябь. На секунду ему показалось, что она сейчас заплачет, как обычная женщина, но не успел он моргнуть, как она овладела собой.

— Кто отомстит за него, если не я?

Он ощутил укол вины за бездействие своего отца. Если бы Рыжий Джорди отомстил за нее сразу, его сыновьям не пришлось бы взваливать на себя эту ношу.

— Но что будет потом? Вы сделали возмездие смыслом своей жизни. Что будет, когда Сторвика не станет?

На ее лице отразилось замешательство, словно она никогда не задумывалась об этом.

— Я не знаю, — в конце концов призналась она.

Он импульсивно взял ее пальцы. Ее руки умели обращаться с мечом, перевязывать раны и шить, но сейчас, в колыбели его ладоней, казались маленькими и тонкими.

— Вам надо выйти замуж, — сказал он, гадая, что с нею станет, когда она добьется исполнения своей цели. Почему-то он подозревал, что это не принесет ей того счастья, на которое она уповала. — Найдите кого-нибудь, кто будет заботиться о вас и защищать.

Кого-нибудь другого, не Джонни Брансона.

При этой мысли внутри него закипел гнев. Так, по крайней мере, он назвал это чувство. Гнев за то, что она подвергала себя опасности, за то, что из-за ее упрямства он был вынужден убить человека.

— О, — сказала она, улыбаясь уголком рта. — Вот теперь вы заговорили, как все.

Она не забрала руку. Вместо этого она посмотрела ему глаза, и он понял, что она обдумывает его слова. А потом он перестал мыслить логично. Ему захотелось согреть ее маленькие, холодные ладони. Согреть ее всю, своими губами, в своей постели.