Шрифт:
Точнее, только грядущие поколения смогут познать, что есть общепитовское варево, тогда же настоящие повара знали цену своей профессии и варили настоящий красный борщ на славу.
Расположившись за поставленным на «попа» ящиком, расстелив на нем, как положено, газетку, Верзила благостно готовился и проверял меню. Итак, борщ - раз! На второе был в тот день подаваем свиной шашлык - два! И - три…
Верзила встревожился: он не увидел перед собой компота:
— А компот?! — возмутился он.
— Компот! — дал команду повару уставший капитан Суворов.
Верзила радостно потирал руки. Именно этот жест вызвал в Василии Александровиче некоторое гигиеническое беспокойство:
— Руки?
Верзила интуитивно поднял руки вверх.
— Руки — мыли?
— Ах, да-да-да... Верзила быстренько снялся с места и почти бегом побежал к водопроводному крану, торчащему из стены новостройки.
«Спасибо легавому, что напомнил»,— хитро думал он, поплескав руки под струйкой воды, потом тайком вытащил из большого внутреннего кармана, служившего своего рода тайничком, «чекушку» беленькой. Одним глотком принял законные пятьдесят граммов и вновь спрятал бутылку в «тайничок». Оглянувшись — не следят ли? — он к своей радости увидел стоящего спиной к нему капитана милиции. Тот отгонял назойливых и голодных мух от обеда, вовсе не им предназначенного.
Шурик «обедал» неподалеку. Его обед был значительно скромнее: батон да бутылка нежирного кефира. И по всему было видно, что привычный обед Шурику сегодня совсем не нравился.
А Верзиле нравилось, дразня, наблюдать за Шуриком, хотя по-настоящему его внимание было отдано только обеду.
Капитан Суворов скомандовал повару и сопровождающему:
— На песчаный карьер!
Верзила легкой трусцой вернулся к своему обеденному «столу», уселся, потирая руки в предвкушении сытной трапезы, и сказал:
— Ну что ж! Приступим!
— Приятного аппетита,— пожелал на прощание Верзиле, повар, но в ответ услыхал только мычание занятого поглощением пищи зверя.
«Воронок» запылил по своему маршруту дальше.
* * *
Борщ был съеден в одно мгновение ока. Шурик от удивления даже раскрыл рот. С такой же скоростью в рот Верзилы, словно в бездонную пропасть, был отправлен шашлык из энного числа кусочков хорошо прожаренного мяса.
— ...мммм-мм-мммм,— невразумительно промычал Верзила, явно обращаясь к вниманию Шурика.
— Что-что?
— Это я тебе говорю, студент,— Верзила, наконец, замедлил темп и нашел паузу, чтобы повразумлять своего напарника.
— Я говорю: «Кто не работает, тот ест!» Учись, студент!
Шурик пытался проглотить нечто застрявшее в собственном рту, но у него это никак не получалось.
Прекрасно отобедав, Верзила пришел просто в благостное состояние духа.
Отдуваясь, он с трудом поднялся, взял стакан с компотом, аккуратно отлил из него больше половины, долил из початой «чекушки» горячительной беленькой. Вспомнил однажды виденное в кино: отыскал в ящике с оконным стеклом чистую и прямую соломинку, сварганил себе коктейль на заграничный манер.
«Бывали дни веселые»,— пелось в душе у Верзилы. И захотелось ее, душу, излить:
— Пойми, студент. Сейчас к людям надо помягше, а на вопросы смотреть ширше.
Мировоззрение Верзилы действительно в последнее время было достаточно широким: его абсолютно не волновала ни холодная война, навязанная Западом нашему обществу, ни передовые достижения науки и техники, ни борьба с травопольем, ни смена политического руководства страны. Его волновала только собственная натура, ее запросы и потребности, а также прихоть — постоянно удовлетворять их.
Верзила продолжал в том же духе:
— Ты думаешь, это мне дали пятнадцать суток? Не-а... Это нам дали пятнадцать суток. А для чего? Чтобы ты вел среди меня разъяснительную работу, а я — рос! Над собой. Ну, ладно...
Верзила расстелил на ящиках свой пиджачок, предварительно подоткнув под него соломы, похлопал по своему лежбищу с проверкой на мягкость, кряхтя, улегся и впал в блаженство:
— Давай, бухти мне, как космические корабли... бороздят Большой театр, а я посплю...
Верзила действительно вздумал вздремнуть. И это у него получилось классически: не успел он закрыть глаза, как воздух огласил мягкий баритональный храп. Не удивительно — сытный обед. Теплый денек. Свободное время от обеда и до ужина.
В Шурике вскипало праведное негодование. Нет, он вовсе не завидовал Верзиле. Ни его сытному дармовому обеду, ни его безнравственной философии. Шурик ни за какие коврижки не согласился бы поменяться с Верзилой сейчас местами. В Шурике вскипала ярость от несправедливости происходящего. Несправедливость жгла его совесть, подталкивала к решительному шагу. Совесть жаждала мщения, мозг лихорадочно боролся между искушением действия и тезисом о человеческом достоинстве и неприкосновенности личности.