Шрифт:
Детвора стояла длинной очередью к дяденьке с покрасневшим от мороза носом.
Каждое дитя, дождавшись своей очереди, опускало в щель кошечки-копилки (факт применения новой, прогрессивной формы торговли) свой заветный пятачок и получало из рук хмурого, с дурным глазом, дяденьки красного или зеленого сахарного «петушка» — самодельную конфетку-карамельку, радость детской души в небогатые шестидесятые.
Балбес — таково было прозвище неулыбчивого продавца в спортивной лыжной шапочке. Эта шапочка, наверное, была единственной деталыо, связывавшей его со спортом. В остальном он был так же далек от него, как от Гималаев, о которых он никогда ничего не слышал.
Его пристрастия, его интересы лежали совсем в иной плоскости. О них интересующиеся его биографией могли догадаться по яркому характерному признаку — постоянно красному, иногда отливающему синевой, носу.
Балбес был с детства хулиганом и гопником.
По свойственному же рассказу, прозвище Балбес ему дал один дурак. Но неоднажды гопнику удавалось подтвердить, насколько мудрым оказался тот случайный дурак.
Да и это не вся правда.
Прозвали Балбеса так его же соседи, когда юный хулиган вступил в пору полового созревания.
Время, когда рос Балбес, было смутное — время ожидания перемен...
Как и многие его сверстники, Балбес не желал идти по дороге, которой шли нормальные, добропорядочные люди. Он не желал работать и получать честно заработанные деньги. Он вообще не хотел работать. С какой стати?
Он хотел жить весело, рисково, отпето — поигрывать ножичком, портить девок, плясать да пить горькие напитки.
Всем этим он насладился с избытком.
Успев, однако, и немного оплатить долги за такую жизнь.
Места не столь отдаленные, успели познакомиться с Балбесом, а он — с ними. На короткий срок, правда...
Нынче же он в компании с Трусом и еще одним мужиком составляли в славном городе Энске артель.
В артель на Руси объединялись издавна. И тогда, когда у каждого по отдельности не было или не хватало денег, чтобы провернуть какое-нибудь серьезное дело, в результате удачи которого и капиталец бы появился и вместе замахнуться можно было бы подальше!
В артель собирались и тогда, когда один умел лишь тачать сапоги, например, а другой — всего лишь выгодно их продавать.
Глядишь — вместе и побогаче становились.
И сами при сапогах!
Но это все присказка из далекого прошлого, которое кануло в Лету стараньями народных масс, взволнованных пламенными речами революционных вождей о светлом и сладком, как мед, будущем.
Артель в послевоенные годы, а потом и в шестидесятые превратилась в «отрыжку прошлого», его «атавизм».
А атавизм потому-то так и называется, что имеет привычку нет-нет, да и встретиться на широкой дороге в светлое будущее, да загадать извечную загадку: что в ней, в артели, такого хорошего, что никак не отомрет, никак не сгинет?
Так вот, как уже упоминалось, был еще и третий участник артели, и не самый последний в ней человек.
Его прозывали Бывалым. На самом деле у него, конечно же, были и имя, и фамилия. Но, глядя на него, на его удалую стать хотелось называть его именно так, как звали его соартелыцики — Бывалым.
Был он мужиком внушительных размеров. Поговаривали, что когда-то он занимался одним нелегким видом спорта — то ли боксом, то ли штангой... Даже, поговаривали, тренировал ребятишек, да как-то на спорте и погорел.
То ли деньги казенные взял да не вернул, то ли кого-то очень важного да перспективного в поединке спортивном одолел, потому что мог уложить всякого одним маленьким приемчиком...
А делать-то этого никак не надо было. Не рекомендовалось. За что и наказание свыше последовало.
Балбес однажды, когда был сильно под газом, почувствовал на своей собственной шкуре крутую руку Бывалого, и больше такого испытывать не хотел. И старался не давать к этому поводка.
Бывалый с возрастом полюбил носить полувоенный френч, потому что примером в этом считал для себя «Отца народов».
Когда же «Отца народов» развенчивали как «культ», Бывалый из природного упрямства привычке своей не изменил, а вместе с привычкой не изменил и жизненных ценностей, кровно связанных с памятью безвременно ушедшего «Отца».
Только сделал их тайными...
На всякий случай.
Бывалый в своей жизни много прокрутился, много чего попробовал: был и снабженцем, и тренером, и постаршинствовал малость в одной отдаленной, зауральской в/ч.
В тысячах километров от Энска вкусил он прелестей интендантской службы. В N-ской части, в хозяйственном взводе отвечал он за фураж для скотного двора и котловое довольствие воинского состава.