количество увеселительных напитков. Среди шумных тостов и приветствий Тарас подсел ко

мне и сказал, что он не надеялся встретить такого радушия от помещиков и что ему очень

нравились иные «молодиці і дівчата». Вообще он был в духе и не говорил иначе, как по-

украински.

Здесь надо сказать несколько слов о небольшом кружке, который овладел Шевченком.

Тесный кружок умных и благородных людей, преимущественно гуманных и

пользовавшихся всеобщим расположением, принадлежал к числу тех собутыльников,

которые, не находя ли деятельности в тогдашней среде, не успев ли отрешиться от юной

разгульной жизни, единственным наслаждением находили удовольствие похмелья и девизом

своим избрали известную латинскую пословицу «In vino veritas». Слабость эта, извиняемая

в дворянском быту, а в то время заслуживавшая даже особенную похвалу, не вредившая

никому, не мешала, однако же, членам упомянутого кружка быть приятными собеседниками

почти весь день, потому что они могли выпивать очень много и только уже вечером

нализывались до того состояния, когда язык прилипает к гортани и в глазах двоятся

предметы. Кружок этот носил название «общества мочемордия» вследствие того, что на

языке его не существовал глагол пьянствовать, а заменялся фразой «мочить морду», и

каждый удалой питух назывался «мочемордой» или, по крайней мере, имел право на это

название. В противоположность — неупотребление спиртных напитков называлось

«сухомордие или сухорылие». Члены, смотря по заслугам, носили титулы мочемордия,

высокомочемордия, пьянейшества и высокопьянейшества. В награду усердия у них /107/

существовали отличия: сивалдай в петлицу, бокал на шею и большой штоф через плечо. В

известные дни или просто при съездах они совершали празднества в честь Бахуса, и вот как

сзывались мочеморды на эти празднества: бас гудел «ром! пунш! ром! пунш!», тенора

104

подхватывали «полпиво! полпиво! глинтвейн! глинтвейн!», а дисканты выкрикивали «бела,

красна сладка водка!». Великий магистр произносил приличную речь, и мочеморды

предавались своим возлияниям. Все горячие напитки считались достойными, но

существовало одно условие, вследствие которого истый мочеморда для поддержания чести

общества не должен был употреблять простой водки, а непременно настойку, если не

действительную, то хоть прикрытую этим названием. Так, напр., в случае сильного

недостатка мочеморда пил гривенниковку, т. е. простую водку, в которую, за неимением под

рукой никакой специи, вбрасывался гривенник. Старейшиной тогда был В. А. Закревский,

носивший титул-высокопьянейшества и получивший большой штоф через плечо. Умный и

благородный человек, гусар в отставке, Закревский целый день бывал душою общества, и

все, кто слушал его рассказы о похождениях мочеморд в обоих полушариях, хватались за

бока от смеха, и в те минуты от него нельзя было оторваться. С крестьянами он обходился

необыкновенно кротко и иначе не отзывался к ним, как с какою-нибудь шуткой. Однажды

при мне, где-то на балу, после ужина пошли мы в свои комнаты. Закревский горевал, что

мало съехалось истинных мочеморд, «все этакое сухорылие», и собирался ложиться спать

«черт знает в каком положении!». Слуга его встретил нас шатаясь. Закревский расхохотался.

— Каков поп, таков и приход! — проговорил он и, достав из кармана полтинник,

прибавил: — О! достойный сын Бахуса! Ступай же и мочи морду до рассвета.

Это была чрезвычайная редкость в то время, когда иные помещики, пившие без

просыпу, строго наказывали людей, если последние хоть изредка пробовали подражать

господам своим.

К В. Закревскому сошлось несколько истых мочеморд отпраздновать знакомство с

Шевченком, и как все это были веселые, порядочные люди, то мы и остались пировать с

ними до рассвета.

Два дня пробыли мы вместе с Шевченком в Мосевке и, расставаясь, дали слово друг

другу повидаться при первой возможности, указав разные местности, где располагали быть

в известное время приблизительно. Заезжал он потом ко мне, провожал я его к общим

знакомым, и в эти-то поездки я успел поближе всмотреться в эту интересную личность, о