Шрифт:
свежести п е р в о г о изобретения наук и искусств, п е р в о г о ощущения человеческой
личности, п е р в о г о выхода на свободные пути человеческого существования, которая
отличает культуру греческих рабовладельцев6, у современников разложения феодализма в
п о с л е д н е й е вропейской стране и как-никак наследника пяти столетий западной
буржуазной культуры не было и не могло быть. Тем
Иллюстрация:ИЗ ИЛЛЮСТРАЦИЙ К „ЕГИПЕТСКИМ НОЧАМ“
Гравюра на дереве А. Кравченко
Издание ГИХЛ’а, 1934 г.
100
не менее ошибка Луначарского только относительна. Как прелесть искусства греков
обусловлена тем, что они первые выросли из полуживотного младенчества в
восприимчивых, пытливых, изобретательных и воспитанных (воспитанных самими собою)
детей, так прелесть того раннебуржуазного искусства, которое дал России Пушкин, в
значительной мере обусловлено тем, что оно — новый этап на том же пути освобождения
человечества от рабства социального и религиозного. Исходя из метафоры Маркса, можно
называть это искусство выражением юности человечества. Пушкин был поэтом юности
русской буржуазной культуры. Но эта юность была далеко не такой «нормальной», как
греческое детство или как та же буржуазная юность в Италии и в Англии. Юность русской
буржуазной культуры была изуродована тем, что разлагающееся феодальное тело, на
котором она развивалась, было особенно уродливо. Уродливо исключительной
интенсивностью крепостнической эксплоатации, тесной связью нарождающегося
культурного слоя с классом душевладельцев, наконец огромной силой аппарата феодальной
государственности, возглавляемого вождем феодальной реакции всего мира. Время жизни
Пушкина было временем, когда хватка мертвого над живым была особенно мучительна и
особенно коверкала нормальное развитие русской «юности».
Жизнь и творчество Пушкина проходит два этапа. В течение первого единственным
носителем политического и культурного прогресса является социальная группа, к которой
он сам принадлежал и единство с которой он очень живо ощущал, — прогрессивное
дворянство7. Он был его бесспорным и прямым выразителем. Пушкин не был декабристом.
Но Пушкин был вождем культурной революции, параллельной политической революции
декабристов. Передовая часть дворянства «лезла в tiers-'etat», и Пушкин для нее создавал на
русской почве поэзию, насыщенную всем художественным наследством раннебуржуазной
культуры Запада. Победа Николая и аграрный кризис, загнавший в тупик помещичье
хозяйство, спутали все карты. Как указал еще Покровский, этот период чернейшей
политической реакции не был периодом ни экономического, ни культурного застоя.
Медленный, но неуклонный рост капиталистической промышленности, сопровождаемый
затяжным аграрным кризисом, с двух сторон ускорял рост удельного веса капитализма. В то
же время передовые группы русской интеллигенции в пятнадцать лет проделали огромный
путь от поверхностно воспринятого «просвещения» XVIII в. до левого гегельянства и сен-
симонизма, путь, на который Германии понадобилось почти три четверти столетия.
Но ясная, казалось, дорога дворянского свободомыслия сменилась темными и
подспудными коридорами. Дворянин-республиканец (или конституционалист) и
вольнодумец перестал быть главным носителем буржуазного прогресса. Социальная группа
Пушкина, обезглавленная и рассеянная оказалась оттесненной от основного исторического
пути. Царизм рядился в петровские обноски и поощрял промышленную буржуазию.
Удовлетворенная экономической политикой Николая, она стала вполне верноподданной.
Новое просветительство, ориентирующееся уже не на Францию и Англию, а на Германию,
тоже отказывалось от активной политической оппозиции. Средний помещик возвращался к
барщине, но барщина его кормила плохо. В городе всюду росла новая буржуазия, всюду и во
всем утверждавшая принцип купли-продажи, полная буржуазной наглости, но совершенно