– Бросьте. Именно так это называется. Я знаю много западных людей, влюбленных в Азию, как в женщину. Кстати и женщины здесь другие, чем на Западе: они умеют обращаться с мужчиной и знают, что ему нужно. Вы согласны?

– Вам виднее, Реймонд. Откуда мне знать?

На этот раз губы Чена не улыбаются. Смеются одни глаза.

– И действительно, откуда? Вот что я вам скажу, Павел. Азия – место необыкновенных возможностей для умных и энергичных людей.

Интересно, он считает меня умным или энергичным? Не будем разочаровывать старика. Я молчу, ожидая продолжения.

– Лучшее тому доказательство – сама история «Логан Майкротек» в Азии. Двадцать лет назад нас просто не было на этом рынке. А сейчас, как вы знаете, на восточную Азию приходится больше половины оборота компании, и эта доля продолжает расти.

– Это, безусловно, замечательное достижение, сэр.

– Вы знаете, какое у меня прозвище?

Поколебавшись, я признаюсь.

– Да. Вас называют Чингисханом.

– Я воспринимаю это как комплимент. При Чингисхане крупнейшая в истории человечества империя была создана за считаные годы – из ничего. И это была меритократия, где ни национальность, ни вероисповедание, ни происхождение не играли никакой роли – только собственные заслуги и преданность империи.

Интересные вещи все-таки можно узнать, осуществляя аудиторскую проверку. Расширяет кругозор, знаете ли. Послушаем дальше.

– Чингисхан построил свою империю не один, с ним были его генералы – Субедей, Джебе, Мукали, Чилаун и другие. Некоторые из них, Джебе например, вначале были его противниками, но когда перед ними встал выбор между величием и бесславной гибелью, они выбрали величие.

Чен смотрит мне в лицо. Глаза у него желтоватые, бесстрастные, цепкие. Я должен был бы чувствовать неприязнь к этому старику, наверняка глубоко коррумпированному, набившему сундуки миллионами, потратить которые у него нет ни времени, ни воображения; коварному и мстительному деспоту, все подминающему под себя и расправляющемуся с несогласными; высокоэффективному человеку, упивающемуся собственной важностью и властью, наконец. Но то, что я чувствую, далеко от неприязни.

Я смотрю на сухого желтоглазого старика и испытываю постыдное желание вытянуться в струнку, щелкнуть каблуками и гаркнуть: «К вашим услугам, сэр! Какие будут распоряжения, сэр?!» Я не помню его должности и заслуг, я забыл все истории и слухи, связанные с его именем. Что за наваждение, черт возьми! Стыдись, Павлуша, ты же одинокий волк, индивидуалист, способный играть в любой системе, по любым правилам, одинаково их презирая. Что с тобой? Откуда эти рабские инстинкты? Действительно, ни один эффективный человек, вне зависимости от должности и богатства, не оказывал на меня подобного действия, никогда. Они всегда бесили меня, так что зубы сводило от ощущения невыносимой, непристойной фальши. И вдруг я понимаю, в чем разница. Реймонду Чену, для того чтобы быть тем, кто он есть, не нужно гарвардских дипломов, часов «Вашрон Константэн», не нужно дорогих машин, костюмов и звонких титулов на визитках. Ему вообще не надо никаких атрибутов – у него есть нечто другое, в избытке. Все пустоты и закоулки окружающего меня пространства заполнены тяжелой, густой волей этого человека. Ею пропитан воздух. Она везде.

– Мне нужны генералы, Павел. Я могу дать вам армию, на любом фронте, на котором вы захотите. Например, в Японии. Вам бы хотелось поработать в Японии, правда?

– Хотелось бы, – отвечаю я послушно, как загипнотизированный.

– Ваше величие в ваших руках. Сделайте правильный выбор. Не ошибитесь.

Я заставляю себя посмотреть в змеиные глаза старого китайца, улыбаюсь, открываю рот, чтобы спокойно спросить: «Вы мне угрожаете, господин Чен?» – и не могу.

– Вы что-то хотели сказать? – спрашивает Чен.

– Спасибо за превосходный ужин, Реймонд.

Глава XXVII. Аллея звезд

Спиртные напитки и разные соблазны – лучшие враги командировочного. Физкультура и спорт – его злейшие друзья. Тони Мак-Фаррелл и я плетемся рысью как-нибудь по набережной в районе Цим Ша Цуй. Прочь от инфаркта, навстречу здоровью – по крайней мере я себя убеждаю, что мы бежим именно в этом направлении, а не наоборот. Для сомнений есть серьезные основания. Продолжительный бег в общевойсковом защитном костюме и противогазе по силе ощущений несколько превосходит трусцу на гонконгской набережной, но что-то общее есть. И то и другое – занятия для мазохистов. Первое – для матерых, второе – для начинающих, так сказать, версия «лайт». С утра температура уже под тридцать. Воздух пахнет вениками, вымоченными в горячих водах бухты Виктория, от чего те приобрели мутно-зеленый, банный оттенок. Веники выбросили, а цвет воды и запах остались.

Физические страдания до некоторой степени искупаются видом. Я неравнодушен к сочетанию воды, гор любой величины и городского пейзажа. Сан-Франциско и Рио-де-Жанейро – иллюстрации того, насколько хорошо элементы этой триады смотрятся вместе. Гонконг выделяется даже в их компании. Набережная в Цим Ша Цуе, безусловно, одно из самых красивых мест, которые я видел. Собственно. Цим Ша Цуй – это оконечность полуострова Колун, на котором расположена большая часть Специального Административного Района. На противоположном берегу бухты, на острове под названием Гонконг – деловой центр города с небоскребами различной формы и высоты и большой холм, называемый Пиком. По бухте снуют паромы, и снаружи и изнутри выглядящие так, будто они могут помнить одноименную бухте королеву. Добротный такой антиквариат. Эти паромы – самый дешевый и приятный способ сообщения между центром города и полуостровом.

Набережная переходит в Аллею Звезд. Идея, само собой, заимствована из Голливуда. Звезд на мостовой значительно меньше, чем в Лос-Анджелесе, но сама мостовая намного чище. Из знакомых мне имен – Брюс Ли и Джеки Чан. Привлекают внимание также Майкл Хуй и Сэм Хуй. Сильные были артисты. Жаль, что они незнакомы широкому российскому зрителю. Брюс Ли помимо звезды удостоен еще и скульптурного изображения, которое можно видеть тут же: изваянный в бронзе, как ныне сбирается он надрать немного задниц. Звездное скопление заканчивается, а еще минут через десять бега мы упираемся в здание пристани. Мак-Фаррелл разворачивается, приготовившись бежать обратно.