Доктор Хайман Энглберг дополнил диагноз Гринсона в интервью 1998 года. Он заявил, что он и Гринсон также диагностировали у Мэрилин маниакально-депрессивный психоз. «Теперь это называется «биполярная депрессия», но мне кажется, что название «маниакально-депрессивный психоз» будет более точным, — сказал он в интервью 1998 года. — Да, у нее определенно был маниакально-депрессивный психоз, и это только одна из ее проблем, лицом к лицу с которыми мы оказались».

Очевидно, были и другие проблемы. После того как доктор Гринсон начал более интенсивно лечить Мэрилин, он стал говорить коллегам, что у нее начались более явные и все возрастающие проявления параноидальной шизофрении, точно такие же, как у ее матери и, возможно, у ее бабушки. Три психиатра из Лос-Анджелеса дали интервью для этой книги. Они потребовали, чтобы была сохранена их анонимность, потому что они до сих пор практикуют в городе, и рассказали, что, когда они еще учились в колледже, Гринсон делился с ними (в отдельных случаях) своим беспокойством по поводу параноидальной шизофрении у Мэрилин Монро. «Он говорил очень определенно, — сказал один из этих врачей. — Он был очень, очень обеспокоен. Он чувствовал, что с возрастом ее состояние еще больше ухудшится, если болезнь не лечить. Он также сказал, что Мэрилин знала об этом и что она искала способы справиться с болезнью самой, а он пытался воспрепятствовать этому. Он не хотел, чтобы она сама бесконтрольно принимала лекарства, но подозревал, что это продолжалось у него за спиной».

Неизвестно, делился ли доктор Гринсон с Мэрилин своими взглядами на ее проблемы. В своих заметках он совершенно определенно пишет, что ему надо осторожно давать ей информацию и «только маленькими порциями». Он писал, что, на его взгляд, рассказывая ей «слишком много и слишком быстро», можно получить новые и более серьезные проблемы.

Ранее не упоминалось о намерении Мэрилин получить для лечения параноидальной шизофрении торазин. «Доктор Гринсон прописывал ей этот препарат, — сказал один из психиатров. — Я знаю, что он это сделал, потому что он сам сказал мне об этом. Однако он не был уверен, что ему понравилась ее реакция на этот препарат. По некоторым причинам он передумал. Однако он сказал, что она хотела получать большее количество препаратов, чем он хотел дать ей, и он боялся, что она нашла способ получить это лекарство у других врачей. Больше всего его беспокоило то, что он был не единственным, кто прописывал ей лекарственные препараты. В последние два года жизни она настолько поднаторела в приобретении и употреблении различных препаратов, что не было никакой возможности узнать, что именно она принимала и что с чем смешивала».

Согласно тому, что доктор Гринсон позднее нашел в своих записках, хранившихся в UCLA, он настоял, чтобы Мэрилин «избавилась от нездоровой привязки к прошлому». Ее сестра Бернис, ее менеджер Инес Мелсон и многие другие были убеждены, что терапия — а не душевное заболевание — погубила Мэрилин Монро. В письме Гринсону Инес Мелсон написала о своем беспокойстве по поводу того, что Мэрилин «слишком много времени проводила, думая о своих проблемах». Она добавила, что не заметила, чтобы это приносило Мэрилин хоть какую-то пользу, и, фактически, «я полагаю как раз обратное. Конечно, это не мое дело — указывать вам, как лечить вашего пациента, но я действительно беспокоюсь тем, что она постоянно страдает».

Отчасти болезнь Мэрилин Монро имеет отношение к ее паранойе. Однако ситуация усложнялась тем, что во многом у нее действительно были серьезные основания для паранойи. Как мы уже знаем, за ней следили, и она знала об этом. Прочтите историю, написанную Дианой Герберт, дочерью человека, который написал «Скудда-Хуу! Скудда-Ха». Они с Мэрилин общались все эти годы, и однажды она столкнулась с Мэрилин в Нью-Йорке. «Я вышла из подземки и встретила ее там, — рассказывает Герберт. — Она была одета очень небрежно, но все равно была ошеломительна в своем бежевом ансамбле. Она выглядела немного потерянной, не такой, какой была раньше, но приободрилась, когда узнала меня. Мы зашли в небольшое кафе в центре города. Мэрилин рассказывала о том, насколько полюбила Нью-Йорк и Студию актеров, но затем она рассказала мне что-то странное. Она сказала: «Мне очень неудобно здесь в Нью-Йорке, потому что за мной постоянно следят». Я сказала: «Да ладно, Мэрилин, дело в том, что вы — звезда, вы красивы, естественно, что люди следуют за вами». Она сказала: «Нет, это совсем другое». Ее голос стал ниже, она почти шептала: «За мной следит ФБР». Я подумала: «Ой, да она бредит!» Мэрилин сказала: «За мной следят из-за моих связей с коммунистической партией». Она сказала мне, что очень гордится собой, потому что научилась очень искусно отрываться от агентов ФБР. Она сказала, что начала выяснять, как отрываться от них, когда стала актрисой кино и узнала, как «стать невидимой».

Хотя слежка ФБР действительно существовала, были также времена, когда она не была под их наблюдением часами, но все же беспокоилась, что они хотят знать каждый ее шаг и, время от времени, как она верила, каждую ее мысль. Морин Стэплтон училась в Актерской студии одновременно с Мэрилин. В интервью 1995 года Стэплтон вспоминала, что, когда она обедала однажды вечером вместе с Монро, произошло странное событие. «Она [Мэрилин] думала, что официант прочитал ее мысли. Сначала она сказала, что он секретный агент или что-то в этом роде. Она сказала, что «он один из плохих парней», а затем она сказала, что «он знает, что я сейчас думаю, нам надо уйти». Вы должны понимать, что все мы [нью-йоркские актеры] были немного сдвинутыми тогда — но это было слишком странное поведение».

Другие люди, знавшие Мэрилин Монро в то время, высказываются более определенно. «Я полагаю, что Мэрилин была очень больной женщиной, классическим шизофреником, — говорил Джонни Страсберг, сын Ли и Паулы. — Она была рождена, чтобы любить. Разговоры о любви типичны для шизофреников. Они все делают ради любви, и, следовательно, совершенно инфантильны; у них нет никакого своего эго, никаких пределов. Самое удивительное в ней то, что она сумела выжить в течение столь долгого времени. Ей повезло иметь средства для существования, найти врача, который мог лечить ее [...]. Это настоящая трагедия. Люди любили ее. Но никто ничего не мог ей сказать. Никто не решился взять на себя ответственность за нее. Им приходилось отвернуться от нее, бросить ее — именно этого она все время ждала от людей. Имея дело с Мэрилин, вы имеете дело с брошенным младенцем, который уже не младенец» .

Другой взгляд

Сегодня новое исследование выявило, что доктор Ральф Гринсон был не одинок в своем мнении, что Мэрилин Монро, скорее всего, страдала от параноидальной шизофрении. Вместо того чтобы работать в одиночестве, доктор Гринсон проконсультировался с психологом доктором Милтоном Векслером.

Доктор Векслер родился в Сан-Франциско в 1908 году. Он учился на адвоката, но впоследствии переключился на психологию. После докторантуры в университете Колумбии и стажировки у Теодора Рейка, ученика Фрейда, он стал одним из первых людей, кто, не будучи врачом, стал психоаналитиком. Он также был членом Лос-Анджелесского психоаналитического общества. Доктор Векслер много занимался болезнью Хантингтона, создав Фонд наследственных заболеваний. Трижды побывав с доктором Гринсоном в доме Мэрилин Монро, Векслер тоже четко понял, что она страдает по крайней мере параноидальной шизофренией. «Да, я лечил ее, — сказал он в 1999 году. — Не буду обсуждать лечение, но скажу, что я согласился с доктором Гринсоном, что она страдает тем же заболеванием, которое поразило многих членов ее семейства. Я нашел, что она очень активно стремилась излечить эти симптомы. Неправильно полагать, что доктор Гринсон сам хотел, чтобы она сблизилась с его семьей. Она никогда не сближалась с Гринсонами. Напротив, по-моему, она проводила с ними много времени потому, что сама стремилась создать для себя среду, которой ей так не хватало в детстве. Это было мое мнение, и доктор Гринсон согласился со мной. Кроме того, я чувствовал, что это облегчит ее беспокойство, если она будет знать, что у нее есть место, куда она всегда может прийти».

Не имеет смысла много лет спустя игнорировать результаты консультаций этих двух врачей или делать вид, что этой консультации не существовало. Полтора года после того, как доктора Гринсон и Векслер поставили диагноз, Мэрилин делала все, что было в ее силах, чтобы бороться с болезнью. Она всегда так делала. Она стойко боролась до конца, даже зная, что обстоятельства сильнее ее.

Похоже, в истории Мэрилин Монро в течение многих лет намеренно упускается мнение доктора Гринсона о том, с чем приходилось справляться Мэрилин в течение всей своей жизни. Некоторые биографы писали, что его выводы строились на совершенно неверном материале и были в высшей степени ошибочными. Или, как сказал один из них: «[Гринсон] даже распространил лживые утверждения о своей пациентке в своем профессиональном сообществе, включая необоснованное сообщение, что она была параноидальным шизофреником». Однако когда психиатр наблюдает пациента — в случае Монро это происходило практически каждый день — и приходит к выводам о состоянии этого человека, то здесь речь не идет о «необоснованном утверждении». Это — диагноз.