Приблизительно в пять часов пополудни в тот же день Мэрилин поступила в институт неврологии при пресвитерианском университете в Колумбии, где оставалась больше трех недель, до 5 марта. Первое, что она сделала, устроившись в новой палате, — позвонила своему поверенному, Аарону Фрошу. Она потребовала, чтобы он подготовил документ, согласно которому никто не мог бы совершить в отношении ее какие-либо действия без предварительной консультации с Джо ДиМаджио.

Когда она наконец вышла из этой больницы, Мэрилин оказалась лицом к лицу с возбужденной толпой репортеров и фотографов. Но самым потрясающим элементом этого хаоса было то, что она, казалось, наслаждалась этой ситуацией. За исключением нескольких случаев в своей прошлой жизни, например, ситуации, когда она объявила о своем разводе с Джо, Мэрилин обычно светилась в присутствии репортеров. Она любила внимание публики, даже если ее частная жизнь шла ко дну. Кроме того, она знала, что это ее работа кинозвезды, которая должна выглядеть и действовать как Мэрилин Монро, даже если на душе у нее кошки скребут. Независимо от повода, она обычно умела играть свою роль. Фактически к этому времени — 1961 год — такое поведение стало ее второй натурой.

Однако, когда она добралась до дома, Мэрилин ожидали две неожиданные проблемы. Во-первых, ей позвонил Док Годдард — муж Грейс. Много лет она ничего не знала об этом человеке. Она даже не помнила, когда в последний раз разговаривала с ним. После нескольких шуток он сказал, что ему надоело читать в газетах о том, что Грейс настояла на браке Мэрилин с Джеймсом Догерти. Он собрался написать книгу, где намерен открыть всю правду — по его мнению, это Мэрилин в этих отношениях действовала агрессивно и фактически потребовала от Грейс убедить Догерти жениться на ней. Он сказал, что устал от обвинений в том, что ее первый брак был устроен из-за его переезда к новому месту работы, и Годдардам пришлось бросить Норму Джин одну. Мэрилин это сильно не понравилось, и она сказала ему, что, если он напишет о ней книгу, она подаст на него в суд. Она также заявила, что Грейс будет очень разочарована, узнав об этих его планах. Беседа закончилась крайне неприятно. Затем, не прошло и часа, как она с удивлением нашла среди почты открытку со словами «Так держать!» от ее отца, Стэнли Гиффорда. Слишком много прошлого неожиданно всколыхнулось в совершенно неподходящее время. Как вспоминала Пат Ньюкомб, присутствовавшая при этом, Мэрилин закатила истерику. Стэнли Гиффорд отказался от любых контактов с Мэрилин, а теперь, внезапно, когда она стала более известна, чем когда-либо, и о ней стало известно, что она побывала в психиатрической лечебнице, он снова объявился? Где его открытки, поздравлявшие ее со многими значительными событиями в ее жизни? Нет, Стэнли Гиффорду не позволено войти в жизнь его дочери, решила Мэрилин. Слишком поздно — она не будет отвечать на открытку.

Пропитанные кровью письма Глэдис

В ту же неделю, когда Мэрилин Монро мучилась в Пэйн-Уитни в Нью-Йорке, ее мать пережила нечто подобное в санатории «Рок-Хэйвен» в Калифорнии.

Глэдис Бейкер Эли, которой было уже шестьдесят лет, к этому времени официально поставили диагноз «параноидальная шизофрения». Это было понятно уже давно. Она была очень несчастна в «Рок-Хэйвен». Глэдис никогда не была счастлива, ни в одном санатории. Никто в «Рок-Хэйвен», казалось, не верил в христианскую науку и не понимал ее, что было для Глэдис просто невыносимо. Она была невероятно набожна и еженедельно посылала брошюры об этом учении всем, кого знала, включая своих дочерей, Мэрилин и Бернис. Теперь, когда ее душевная болезнь усилилась, она стала верить, что доктора в «Рок-Хэйвен» отравляют ее пищу. Она написала дочерям, что ей надо выйти на свободу, или, как она написала Бернис, «я вскоре умру от всего этого яда». Она также полагала, что во время сна ее опыляют инсектицидами. Кроме того, из-за своей веры она стойко отказывалась от любого лечения проявлений шизофрении. Поэтому у нее не наблюдалось никакого улучшения; ее душевное состояние ухудшалось с каждым днем.

Однажды вечером, в то время, когда Мэрилин была в Пэйн-Уитни, Глэдис узнала в новостях по телевидению, которые смотрели все пациенты в санатории, о явном душевном заболевании ее дочери. Потрясенная увиденным, она удалилась в свою комнату. Когда несколько часов спустя медсестры пошли проведать ее, они увидели, что ее простыни пропитаны кровью. Глэдис была без сознания. Очевидно, она разрезала лезвием левое запястье — где она его взяла, выяснить не удалось. Однако вместо того, чтобы разрезать запястье поперек — что привело бы к сильному кровотечению и смерти, — она разрезала руку вдоль. Поэтому кровотечение было более медленным и в конечном счете она просто потеряла сознание. Ее быстро отправили в Хантингтонскую больницу в Пасадене, где она провела три дня. Вызвали Бернис, которая попросила, чтобы больница ничего не сообщала Мэрилин. Бернис понимала, что у ее сестры и так достаточно проблем, и она не хотела еще больше волновать ее.

Роз Энн Купер, помощница медсестры в «Рок-Хэйвен», вспоминала: «Я сама попыталась связаться с Мэрилин Монро, чтобы рассказать ей о том, что случилось. Я разговаривала с человеком по имени Джон, который сказал, что он ее менеджер [обратите внимание: возможно, это был Джон Спрингер, специалист по печати и рекламе Мэрилин]. Он был очень резок со мной. Он хотел узнать, жива ли Глэдис. Я сказала — да, жива. «Прекрасно, — сказал он мне, — тогда не обязательно сообщать эти новости мисс Монро прямо сейчас. У нее и без этого много проблем». Он сказал, чтобы я позвонила Инес Мелсон [которая занималась делами Мэрилин]. Я позвонила. С ней разговор был еще более неприятным. «Вам много платят за то, чтобы вы следили за миссис Эли, дабы она ничего себе не повредила», — зло сказала она. Когда я сказала ей, что мы не можем контролировать ее 24 часа в сутки, она спросила: «Почему нет? Я думала, что вы окажетесь способны сделать это. В противном случае, за что мы вам платим?» Это было очень неприятно. Наконец я спросила, скажет ли она Мэрилин, что ее мать пыталась совершить самоубийство? Она ответила: «Безусловно, я не сделаю ничего подобного. Я не собираюсь расстраивать ее этими новостями». Она сказала мне, что на меня возлагается обязанность держать в секрете все, что имеет отношение к Глэдис. Она заявила: «Это тайна, которую мы старались скрывать в течение многих лет, и мы ожидаем, что вы будете действовать очень осмотрительно, потому что иначе студия устроит санаторию серьезные неприятности». Я не знала, что она имеет в виду, говоря это, но прежде, чем я смогла задать ей хоть какой-то вопрос, она повесила трубку. В конце концов я разыскала другую дочь Глэдис — Бернис. Она была намного более доброжелательна, но даже она сказала, что не намерена сейчас передавать Мэрилин эти новости. «Я не думаю, что она сможет с этим сейчас справиться», — сказала она мне. Затем она предложила мне обратиться в отдел рекламы «Фокс». Но, по-моему, это не имело смысла. Если я, как предполагалось, должна хранить все в тайне, то как я могла бы позвонить в отдел рекламы студии. Казалось, никто не понимал, что делать [...], так что я прекратила эти разговоры».

Когда Глэдис была наконец возвращена в санаторий, ее в течение многих недель накачивали седативными препаратами, никогда не оставляя одну. Намного позже, когда она больше не была под воздействием седатиков, ее взяли на пикник. Роз Энн Купер вспоминала: «Группе женщин, включая Глэдис, позволили покинуть санаторий вместе с двумя медсестрами, чтобы помочь им сделать покупки в местной аптеке. В какой-то момент медсестра поняла, что Глэдис исчезла».

Началась суета. Искали Глэдис. К счастью, через полчаса ее нашли сидящей на автобусной остановке. Глэдис объяснила, что она направлялась в Кентукки. «Я должна найти моих детей, — сказала она. — Мой муж похитил моих детей».

Возвращение под защиту Синатры

Через несколько месяцев после выхода из больницы Мэрилин Монро помирилась с человеком, которого она теперь считала своим спасителем, — Джо ДиМаджио. Однако они оба решили не оформлять свои отношения. За последующие годы неоднократно говорилось, что они собирались снова пожениться. Это неверно. Главное препятствие между ними было в том, что Мэрилин намеревалась восстановить свою карьеру, в то время как Джо решительно выступал против этого. Никто в жизни Мэрилин в то время не почувствовал, что она собиралась повторить прошлый опыт. Только спустя много лет после ее смерти некоторые люди, которые толком ее не знали, начали полагать, что она могла вступить в повторный брак с ДиМаджио. Как мы увидим позднее, она даже в то время начала снова встречаться с Фрэнком Синатрой, поэтому ясно, что она не собиралась выходить замуж за Джо. Кроме того, ни один из его друзей по бейсболу или деловых партнеров, у которых также брались интервью для этой книги, не чувствовал, что он намеревался вступить с ней в повторный брак. Однако их отношения явственно претерпели изменения. Во время их брака он был холоден и даже оскорблял ее, а теперь заботился о ней и любил ее. Казалось, он хотел сделать все, что было в его силах, чтобы сделать ее счастливой. Он даже сказал ей, что, если бы он был на ее месте несколько лет назад, то тоже развелся бы. Кроме того, он сказал, что благодаря психотерапевту, которого порекомендовала ему Мэрилин, он стал намного лучше. Однако время от времени он мог снова становиться опасно властным и, как в старые времена, ревнивым к вниманию, которое было направлено на нее всюду, куда бы они ни пошли вместе. Кроме того, он порой очень настойчиво вторгался в ее личную жизнь. Например, согласно рассказу Бернис Миракл, он порой копался в ее мусоре, выискивая чеки, чтобы посмотреть, сколько она заплатила за некоторые вещи. Он всегда был скупым, и, если считал, что она заплатила очень много, он сердито выговаривал ей за это с чеком в руке. Неизбежно Мэрилин выхватывала бумажку у него из руки и отвечала, что это ее личное дело. «Как ты смеешь копаться в моем мусоре?» — с огорчением спрашивала она. Подобные разговоры заканчивались громкими перепалками. Мэрилин изо всех сил старалась игнорировать подобные моменты, но ей это давалось с большим трудом.

В марте 1961 года они поехали вместе отдыхать на уединенный курорт в Редингтон-Бич, во Флориде. Безусловно, Мэрилин нуждалась в отдыхе. Незадолго до их отъезда она очень расстроилась из-за статьи, где упоминались слова Кей Гейбл (как потом выяснилось, ошибочно), что якобы она считает Мэрилин ответственной за смерть своего мужа. «Джон [Спрингер, специалист по печати и рекламе Мэрилин] сказал мне: «Ни за что не посылайте это Мэрилин. Если она увидит это, я не знаю, что она сделает, — рассказывала Диана Стивене. — Просто перешлите материал Аарону [Фрошу, ее адвокату]». Я так и сделала. Но Мэрилин все же увидела эту статью. Я думаю, что она зашла в офис Аарона и увидела вырезку, лежавшую у него на столе. Она набросилась на него: «Как вы смеете прятать это от меня? — спросила она меня по телефону. — Я должна знать, что происходит. Я — единственная, кто не знает, что, черт возьми, происходит! Передайте Джону, что я очень, очень сердита. Я должна уволить его за это». Я попыталась объяснить ей, что все мы просто беспокоились о ней, но она не хотела слушать меня. «Черт побери, все так беспокоятся о бедной, несчастной Мэрилин. Бедная, бедная Мэрилин рехнулась и не может справиться с прессой. Я не хочу этого слышать. Я не хочу больше ни слова слышать об этом!» Затем она бросила трубку. Я тут же сообщила об этом разговоре Джону, и он сразу же перезвонил ей. Из разговора стало ясно, что она на пределе и с ней не все в порядке».