В выходные Мэрилин, как всегда, по вечерам пила много шампанского. Чем больше она пила, тем более дезориентированной и даже неистовой она становилась. «На это было грустно смотреть, — вспоминала Джин Мартин. — Некоторое время я не отводила от нее глаз, потому что боялась, что она вот-вот упадет. Вы не представляете, какое это было грустное зрелище. Если бы вы знали, какой была Мэрилин, какой замечательной женщиной она была, насколько она была добра ко всем, но в тот день меня поразило, насколько она не в себе. Совершенно».

Глория Романофф, которая также была приглашена в этот круиз, вспоминала: «Она была очень нездорова. Боюсь, снотворные погубили ее. Бедная девочка не могла даже задремать без них, настолько она привыкла к ним. Ей даже не нужно было запивать их. Она могла просто принять горстку таблеток и проглотить их всухую. При этом, конечно, алкоголь только ухудшал ситуацию».

После полудня Фрэнк окончательно расстроился и был смущен поведением Мэрилин. Один из его старых партнеров вспоминал: «По правде говоря, Фрэнк не мог дождаться, когда она наконец сойдет с той яхты. Она его сильно напрягала. Он сказал мне: «Клянусь Христом, я готов выбросить ее за борт». Вместо этого в конце поездки он вызвал одного из своих помощников и, когда они причалили, приказал доставить ее домой. Позднее он сказал мне, что, когда он сам добрался до дома, она крепко спала на диване. Он поднял ее и оттащил в спальню. Он раздел ее и прикрыл одеялом, где она спокойно проспала всю ночь. Он очень волновался за нее».

Когда тот же партнер спросил Фрэнка Синатру, не собирается ли он бросить Мэрилин Монро, он ответил: «Я мог бы бросить любую другую из своих дам. Но не эту»1.

Но самое интересное — и говорящее само за себя — в тот период времени, несмотря на то, что она ощущала себя совершенно несчастной, были фотографии, которые Мэрилин сделала для коммерческих целей, особенно те, которые снимал Дуглас Киркланд. Они оказались, возможно, лучшими за всю ее карьеру. Киркланд, снимавший ее в ноябре 1961 года, описывал ее как «удивительно приятную и игривую. Она была похожа на добрую сестренку, а совсем не на пугающую и беспокойную женщину, встречи с которой я так опасался. Она сидела около меня, легко смеялась и вела непринужденную светскую беседу. Я был молод и не знал, как попросить ее, чтобы она попозировала для более сексуальных снимков, которые я надеялся сделать, но она все упростила, сама предложив мне, что она ляжет на кровать, покрытую только белым шелком». Мы обсуждали детали, и Мэрилин сказала, что она хотела бы послушать музыку Фрэнка Синатры и выпить охлажденный «Дом Периньон». Она никогда не выглядела более прекрасной, чем на фотографиях Киркланда. (Однако следует помнить, что это базируется на более позднем описании Киркланда, а также на высказывании Мэрилин: «Мне нужно остаться наедине с этим мальчиком», после чего она попросила всех выйти и предложила ему лечь с ней на постель — ситуация выглядит недостаточно платонической. Однако он настаивает, что между ними ничего не было, за исключением потрясающих фотографий.)

Как Мэрилин ухитрялась вернуть Мэрилин Монро, когда ей это было нужно в профессиональных целях, находясь при этом в сильнейшем возбуждении и напряжении, оставалось тайной для ее друзей и партнеров. Казалось, перед камерой она обретала истинное счастье и наконец могла видеть себя настоящую. Все остальное — ее реальная и личная жизнь, — все это не шло ни в какое сравнение. Правда, самым быстрым способом ощутить себя Мэрилин Монро было прекратить принимать торазин, что она и делала в то время. По ее мнению, пока она была слабой и сексуальной, она была Мэрилин Монро. И только через несколько месяцев, когда репортер Алан Леви спросил ее, счастлива ли она, она ответила: «Можно и так сказать. Я разная. Я всегда могу стать очень веселой. Все зависит от ситуации или компании».

Рассказ Дугласа Киркланда дает превосходную возможность сравнить впечатление от Мэрилин. Ее специалист по печати и рекламе, Майкл Селсман, рассказывает, что случилось, когда он со своей женой, актрисой Кэрол Линли, должны были встретить Киркланда в квартире Монро, чтобы просмотреть получившиеся снимки. «Кэрол была на девятом месяце и могла родить в любой момент, — вспоминал он. — Я не мог и не хотел оставлять ее дома одну, так что я взял ее с собой в квартиру Монро. Я постучал в дверь, а Кэрол стояла рядом со мной, вся дрожа. ММ открыла дверь и посмотрела на Кэрол, которую она знала, так как у них были когда-то смежные раздевалки в студии. Затем она сказала, обращаясь ко мне: «Вы входите, а она может подождать в вашем автомобиле». Это было неожиданно, и я в какое-то мгновение был просто ошеломлен. Мы с Кэрол обменялись взглядами, и я уверил ее, что буду отсутствовать всего 15 минут».

В какой-то момент к ним присоединился Дуглас Киркланд. Селсман продолжает: «Практически каждый актер, с которым я работал, перечеркивал жирным красным карандашом не понравившиеся ему негативы. Но не Мэрилин. Она взяла ножницы и покрошила каждую не понравившуюся ей фотографию на мелкие кусочки, которые затем выбросила в корзину для бумаг. Этот процесс занял три часа, в течение которых я неоднократно вставал, пытаясь уехать, но Мэрилин приказывала мне сесть. Это было первое свидетельство способности Мэрилин Монро к жестокости. Дуг сказал ей, что негативы и снимки являются его собственностью, что ему можно доверять, и он никому не покажет их, если ей не хочется. Но это не подействовало. Бедный Дуг! Она просто стерла его в порошок. Он говорил: «Но мне нравится этот снимок!» Она отвечала ему: «Нет! Я не хочу. Я не желаю выглядеть подобным образом. Это — смерть».

Дуглас Киркланд сохранил о том вечере совершенно иные воспоминания. «Да, она крошила негативы на мелкие кусочки — и это было очень неприятно, — рассказывал он. — Это было отвратительно, то, как она измельчала их. Однако было совершенно ясно, почему она это делала, и те, которые она уничтожила, действительно были не самыми лучшими. Она была очень профессиональна. Она хотела оставить только те фотографии, которыми могли наслаждаться ВСЕ. Или, как она выразилась, когда увидела снимок, который ей действительно понравился: «Мне нравится этот, потому что она [Мэрилин] напоминает девушку, с которой мечтает очутиться в постели каждый водитель грузовика. Это хорошая девушка для хорошего парня». Тем не менее я полностью согласен с тем, что она была намного более мрачной, чем та женщина, которую я снимал за день до этого, — говорит Киркланд. — Вчера она была сексуальной, яркой и возбужденной, но 24 часа спустя она была мрачной, унылой и тревожной. Она открыла нам дверь с шарфом на голове и в темных очках. Я не знаю, что могло произойти за столь короткий срок и так сильно изменить ее личность, но это был совсем другой человек. Был ли я испуган? Считал ли я ее ужасной? Черт возьми, конечно нет. Совершенно нет. Нет, нет, нет. В конце концов, это же была Мэрилин Монро».

Две точки зрения двух разных свидетелей об одном и том же вечере. Вероятно, они оба точны. Мэрилин посылала одно и то же сообщение и специалисту по рекламе, и фотографу, они только поняли его по-разному. Однако они согласны в одном: это был не лучший из ее вечеров.

Примечания

1. В феврале 1962 года Фрэнк Синатра объявил о своем намерении жениться на танцовщице Джульетте Проувс. Выпуская его третью биографию, «Почему я?», Сэмми Дэвис сказал, что это объявление было способом, которым Фрэнк увеличил дистанцию между собой и Мэрилин. «Мэрилин была его возлюбленной, но Фрэнк был уже по горло сыт ею, — вспоминал Сэмми. — Затем мне стало известно, что он встречается с Джульеттой и решил жениться на ней». Я позвонил ему и спросил об этом — он бросил трубку. Я понял, что он не хочет ничего говорить по этому поводу. Но я точно знаю, что это в некотором роде имело отношение к Мэрилин — он пытался как-то отвязаться от нее».