Проведя с Мэрилин всего несколько дней, Бернис была обеспокоена огромным количеством принимаемых медикаментов. Те, кто окружал Мэрилин, уже привыкли к постоянному приему лекарств. Она никогда не была достаточно последовательной, всегда казалась немного... сдвинутой. Ее друзья и партнеры привыкли к такому поведению, но на новичков оно действовало просто ошеломляюще.

Каждый вечер к Мэрилин приезжал доктор, чтобы проверить ее состояние. Это также было довольно странно. Каждый вечер? Это действительно необходимо? Затем, во время каждого посещения Мэрилин наливала ему крепкий напиток, и он с удовольствием выпивал его — снова странность. Затем он начинал выписывать Мэрилин различные препараты в устрашающих количествах — тоже странно. Иногда он делал ей инъекцию «неизвестно чего», но она явно наслаждалась эффектом. Бернис воспользовалась возможностью спросить доктора об этих препаратах. «Неужели ей необходимы все эти снотворные? — спросила Бернис. — Это же слишком много, вам так не кажется?» Доктор не успел ничего ответить, как Мэрилин зло посмотрела на нее. «Да, мне действительно нужны все эти препараты, — резко произнесла она. — Мне нужно спать. Так что ответ — да, Бернис. Ответ — да». Повисла неловкая тишина. Через мгновение доктор продолжил выписывать различные препараты.

Бернис также обратила внимание на отношения Мэрилин с Джо ДиМаджио. Было ясно, что он все еще любит ее. Однако Мэрилин казалась неуверенной в своих чувствах к нему. Возможно, лучшим показателем ее отношения к нему было то, что она меньше чем через месяц планировала поездку в Калифорнию и сказала Бернис, что намерена насовсем остаться с Фрэнком Синатрой. Она взяла с Бернис обещание не упоминать об этой поездке Джо. Она уже совсем решила уехать, но не хотела ничего говорить ему. Как она собиралась осуществить свое намерение, учитывая, что он каждый день находился с ней, осталось тайной для Бернис. Согласно рассказу Лины Пепитоун, Синатра часто звонил Мэрилин, и она разговаривала с ним, нисколько не беспокоясь, что Джо мог в любой момент войти в комнату. Когда дело касалось Синатры, она была намерена любой ценой осуществить задуманное.

Кроме того, Бернис не могла не заметить усилившуюся паранойю Мэрилин. Например, однажды, когда неподалеку открылся итальянский ресторан и оттуда прислали еду для Мэрилин, то она приказала Лине выкинуть все. Она даже не хотела оставлять пищу в доме. Бернис решила, что она просто не хочет это есть, потому что следит за фигурой или, возможно, потому что ей запретили есть пряные блюда после операции. Любая из этих причин была вполне разумной. Однако рассуждение Мэрилин было более тревожным. «Это могло быть отравлено, — серьезно заявила она Бернис. — Я никогда не ем ничего, что было приготовлено людьми, которых я не знаю».

Действительно, приблизительно через месяц после того, как Мэрилин вернулась в Лос-Анджелес на попечение доктора Гринсона, он написал коллеге, что на приеме «ее поведение было несколько неадекватным, с параноидальными оттенками».

Другие друзья Мэрилин чувствовали, что ее паранойя, особенно в вопросе о еде, выходила из-под контроля. «Однажды вечером, будучи в офисе, мы послали в китайский ресторан за едой, — рассказывала Диана Стивене из офиса Джона Спрингера. — Мэрилин и Джо были с нами. Когда прислали еду, Мэрилин отказалась есть. Они с Джо сильно поспорили об этом. «Если бы это было отравлено, я бы уже умер, потому что уже все съел, — сказал ей Джо. — Так что, черт возьми, происходит?» Мэрилин посмотрела на него очень серьезно и сказала: «Это меня они хотят отравить, Джо. Не тебя». Все мы сидели там с открытыми ртами, пытаясь понять, как на это реагировать. «Но все равно, это еда», — наконец сказал Джон. Мэрилин была намерена не сдаваться. «Ну и ешьте. Я не рискну», — ответила она. Должна сказать, что это заставило меня вспомнить о Глэдис. Я имею в виду, это первое, о чем я вспомнила, — Глэдис, верящая, что доктора в ее психиатрической больнице отравляют ее еду»1.

Примечания

1. Несмотря на все жизненные коллизии, Мэрилин всегда была очень любезна со своими поклонниками. Точно так же, несмотря на все неприятности, она никогда не теряла своего знаменитого чувства юмора. Вот очень забавная история. В 1960 году была опубликована первая биография Монро. Она была написана Морисом Золотовым и напечатана в издательстве «Харкур, Брейс и Компания». Это ей не очень понравилось, но конкретных претензий у нее не было, поскольку она ее не читала. Ее друг и давний поклонник, Джеймс Хаспил, настоял, чтобы Золотов подписал ему эту книгу. Позднее он очень хотел, чтобы она также подписала ему этот экземпляр. И вот наконец, в 1961 году, он обратился к ней с этой просьбой. Она нахмурилась, затем сказала, что подпишет — и это будет единственный подписанный ею экземпляр. Она открыла книгу на той странице, где уже стояла подпись Золотова, и написала: «Джиму Хаспилу, который мог бы написать лучшую книгу о ММ — извините, Морис Золотов». Затем она взяла ручку и подписала прямо под этими словами: «Все верно! Мэрилин Монро — целую, обнимаю!»

Диагноз Гринсона

Доктор Ральф Гринсон — не самая популярная фигура в истории Мэрилин Монро. Ромео Сэмюэль Гриншпун родился в 1910 году в Бруклине. Он был одним из близнецов — его сестру назвали Джульеттой. Он изучал медицину в Швейцарии, а затем работал психиатром и психоаналитиком в Лос-Анджелесе. С 1951 по 1953 год он был президентом LAPSI и его деканом в 1957—1961 годы. Он был также профессором клинической психиатрии в Медицинской школе UCLA. В своей статье «Несвободные ассоциации в психоанализе» Дуглас Киршнер пишет о Гринсоне: «Автор классического учебника «Техника и практика психоанализа» (1967) и более шестидесяти работ и статей, доктор Гринсон удивил своих коллег тем, что читал множество лекций широкой публике, выйдя из узкого профессионального круга. Его интересы были весьма разносторонними. Его очень интересовало, что аналитики, принадлежащие к различным теоретическим школам, говорят друг о друге [...]. После получения высшего образования Гринсон быстро стал главной фигурой в Лос-Анджелесском психоаналитическом сообществе. Вскоре он стал фигурой общенационального значения, а затем и известен во всем мире... у него была большая власть в LAPSI. [Гринсон] был известен в стране и за ее пределами не только своими многочисленными трудами по психоаналитике, но и настоящим талантом лектора и преподавателя. Его институтские семинары особенно высоко ценились в LAPSI. Хильда Роллман-Бранч [директор LAPSI] чувствовала, что, хотя Гринсон стремился выделиться и был человеком самовлюбленным, его бестактность можно было простить за его «энтузиазм и вдохновение. Без сомнения, он был лучшим преподавателем психоанализа, который был у нас когда-либо». Гринсон был страстным человеком с твердыми убеждениями. Трое аналитиков по очереди сообщили мне, что после возникновения разногласий Гринсон не разговаривал с ними в течение многих лет, проявляя по отношению к ним иррациональные приступы гнева. Элизабет Юнг-Брюль, биограф Анны Фрейд, точно описала Гринсона как «жесткого человека со страстным и ярким энтузиазмом, человеком, для которого психоанализ был... образом жизни».

Несмотря на заслуги и репутацию, доктора Ральфа Гринсона очень много порочили в книгах о Мэрилин. Некоторые из предъявлявшихся ему обвинений имеют под собой реальные основания. Большинство друзей и партнеров Мэрилин соглашаются с тем, что доктор Гринсон оказывал слишком большое давление на ее жизнь и карьеру. Когда эти люди начали давать интервью по поводу биографии звезды, утвердилась репутация Гринсона как психологического злодея. Фактически он был обвинен в психологическом разрушении своей пациентки, как будто она не могла быть генетически предрасположена к подобным нарушениям психики.

Ранее достаточно четко не говорилось о том, что у доктора Гринсона было совершенно определенное мнение о душевной болезни Мэрилин. Прежде всего, он писал об этом в письме Анне Фрейд, описывая ее как «человека на грани паранойи». Он писал, что Мэрилин демонстрирует «классические признаки параноидального наркомана», включая страх по поводу неудачи и потери, а также тенденцию слишком сильно полагаться на других людей (Наташа Лайтесс и Паула Страсберг) до такой степени, что он просто не дает людям жить своей жизнью. Кроме того, те, кто страдает подобным заболеванием, часто склонны к совершению самоубийства. Подобные заболевания крайне трудно лечить и у обычных людей, уж не говоря о столь знаменитых пациентах, как Мэрилин. Он также сказал, что пытался негласно отучить ее от некоторых препаратов, которые она принимала, но это была безнадежная битва. «Невозможно было знать, что она принимает и когда, — писал он в другом письме к Анне Фрейд. — Я не уверен, как контролировать кого-то вроде нее. Она очень хитра». Действительно, когда человек отворачивался, она быстро совала в рот таблетку.