– Правда?
– спросила девушка.
– И не обижаешься?

– Нисколько!
– твердо ответила Александра.
– Я тоже хочу, чтобы ты тут осталась.

Служанка вдруг встрепенулась.

– Ой! Я, кажется, забыла за плитой протереть.

– Тогда спокойной ночи, - потянулась Алекс.
– Я спать пошел.

Он вошел в людскую. На длинном столе еще горел большой светильник, освещая рассевшихся слуг.

– Что как быстро насиделись?
– громко спросил Фусан, посмеиваясь в редкую бороду.

– Хватит, - зевнула Алекс.
– Завтра вставать рано. Да и что долго то сидеть.

– Правильно, - поддержал его Тотига.
– С девками не сидеть надо. Отвел бы ее в сад, там сейчас запах лучше вина пьянит. Уложил под яблоню... И эх!

– Для этого надо быть мужчиной, - крикнул переплетчик Матай.

Слуги замерли. Александра поняла, что услышанные слова вполне можно считать оскорблением.

– По-твоему я не мужчина?
– тихо спросила она в наступившей тишине.

– Нет, - ухмыльнулся переплетчик.
– Ты тощий евнух.

– А ты....
– Алекс выдала вольный перевод фразы, услышанной как-то на рынке, когда насмерть сцепились две торговки. И хотя на местном наречии слова звучали не так цветисто, Матая проняло.

– Ах ты, говнюк!
– раненым бизоном взревел переплетчик, вскакивая со скамьи.

– Матай! Матай!
– наперебой закричали переписчики, а Фусан обхватил его за плечи.

– Успокойся! Видишь, парнишка не в себе. Бредит от раны.

Тот дал себя усадить на лавку и схватил чашку с остывшим чаем.

– А ты извинись!
– крикнул Фусан Александре.

– Проси прощения, ублюдок!
– рявкнул Матай.

– Скажи мне это в профиль, если ты мужчина, - кривляясь проговорила Алекс, вспомнив французский фильм.

– Ну, держись!
– переплетчик отшвырнул Фусана и трактором попер на Александру. Подскочив, он схватил ее одной рукой за куртку, а вторую занес для удара.

Сложенные клювом пальцы ткнули точно в печень. Матай икнул и, побелев от боли, стал заваливаться на сторону, открывая рот. Алекс несильно ударила его в подбородок. Лязгнули зубы, прикусив поганый язык. Переплетчик рухнул, обливаясь кровью.

Не обращая внимания на жуткую боль в ране, Александра оглядела притихших слуг. Только Фусан смог выдержать его взгляд.

– Кто-нибудь еще сомневается в том, что я мужчина?
– тихо спросила она и, не получив ответа, направилась в свое купе. Переписчики бросились поднимать Матая.

Рухнув на кровать, Александра беззвучно заплакала. Болела потревоженная рана, но еще сильнее страдала душа. Она же считала усадьбу почти домом, а слуг если не друзьями, то приятелями точно. Дура! Алекс уткнулась носом в матрац, чтобы не дай Бог, кто-нибудь не услышал ее рыданий. Постепенно слезы смывали горечь обиды, оставляя на дне души тяжелый ком разочарования.

Утром Александра старалась ни на кого не глядеть. На распухшей роже Матая застыло испуганно - озлобленное выражение. Фусан пару раз порывался что-то сказать, но натыкался на холодный взгляд голубых глаз. Она в одиночестве доедала свою лепешку, когда к ней подошел Тотига.

– Вчера вечером нехорошо получилось, - проговорил он, пряча глаза.

– Очень, - согласилась Алекс.

– Слуги одного господина не должны драться, - назидательно сказал художник.
– Ты еще молодой...

– В меня, значит, будут какашками кидать, а я их в попу целовать?
– вскричала Александра.
– Не дождетесь!

– Зачем же так?!
– смутился Тотига.
– Ну, пошутили, посмеялись...

– Хороши шуточки!
– стала закипать Алекс.

– Просто ребята выпили, - стал объяснять художник.
– У нас традиция...

– В баню на новый год ходите?
– прервала его Александра.

– Нет, - покачал головой удивленный Тотига, не видевший бессмертной новогодней комедии.
– После переписки новой книги устраиваем маленький праздник. Вот Матай и выпил чуть-чуть.

– И пил бы дальше. Я при чем? Зачем меня то задевать?

– Пьяный, - развел руками художник.
– Ты уж не держи на него зла. Ему и так досталось. Чуть пол языка не откусил.