– Иди, – отослал его хозяин дома.

Пятясь задом и непрерывно кланяясь, юноша скрылся в темноте. Вспыхнул робкий свет масляного фонаря. Слуги повели его к потайной калитке.

Тут же забыв о нем, хозяин зашагал к беседке, у входа в которую стояли два светильника. В мерцающем свете один из гостей, развалясь на лежанке, потягивал из темносинего стеклянного бокала дорогое радланское вино.

– Я приказывал ничего не брать в доме Тусета, – проговорил хозяин. – Почему твои люди нарушили мой приказ?

Гость допил вино, одним движением встал, расправил плечи, выпятив широкую грудь, бугрившуюся узлами мускулов, и посмотрел на мужчину сверху вниз.

– Они ничего и не взяли

– Что? – вскипел собеседник, с яростью глядя на него. – Ты еще врать мне будешь!

Нисколько не смущаясь, смуглокожий атлет взял со столика гранат.

– И не думал. Ребята ничего не взяли у Тусета. Так, прихватили заначку из конуры привратника.

– Хороша заначка! – хозяин дома сел в кресло. – Шестьдесят дебенов золотом!

– Сколько? – фыркнул атлет. – Да там было не больше двадцати. Еле хватило с долгами рассчитаться.

– Глупец! – всплеснул руками хозяин дома.

– Мои люди выполнили все твои требования, господин! – повысил голос смуглокожий. – Ты ничего не говорил о вещах привратника!

– О боги! – мужчина возвел очи горе. – Моотфу, ну почему ты такой тупой!

– Не оскорбляй меня, господин, – с тихой угрозой попросил атлет. – Никто из посторонних не знал, что парень держит в конуре такое богатство.

– А откуда вы узнали о нем, господин? – раздался тихий, хрипловатый голос.

В густой тени скромно сидел на табурете худощавый мужчина с незапоминающимся, словно серым, лицом.

– Мой человек слышал, как Тусет рассказывал о золоте Карахафру, – ответил хозяин дома. – Теперь он начнет искать убийц, а не Алекса.

– Значит, жрец не утихомирился, – пробормотал серолицый. – Я предупреждал. Но вы уверяли, будто Тусет такой трус, что испугается и будет сидеть тихо, как мышь под веником.

Он усмехнулся.

– Теперь я понимаю, что вы просто хотели убить ту женщину. А князь не любит, когда за его счет решают свои проблемы.

– Теперь это общие проблемы, уважаемый Убисту, – усмехнулся хозяин дома.

– Да прибить его и все, – фыркнул Моотфу. – Свалим на Алекса. Пускай ищут.

– Теперь уже поздно. Он мне нужен живым.

– Как? А что скажет князь? – в один голос удивились гости.

– Успокойтесь, – поморщился мужчина. – Я придумал ему коечто пострашнее смерти. Но мне нужен Круглый Ямсу. Куда он делся? Я его уже четыре дня не видел.

– Учительствует, – хохотнул Моотфу, наливая себе вина. – Преподаватель!

– Ты опять издеваешься? – хозяин вцепился в подлокотники кресла так, что побелели костяшки пальцев.

– Когда я видел его в последний раз, – тихо проговорил Убисту. – Он собирался преподать комуто хороший урок.

– А я что говорил, – сверкнул улыбкой старший мождей. – Слышал, его видели у Роянского канала. Но мы там ничего не нашли

– Только пятна крови на траве, – добавил Убисту. – Там когото убили.

– Ну почему? – хохотнул Моотфу. – Мало ли откуда она могла взяться?

Тихо зверея, хозяин дома почувствовал, что ненавидит этого лощеного красавца все сильнее.

– Что ты имеешь в виду?

Старший мождей скорчил глупую физиономию и пожал литыми плечами.

– Как ты смеешь, так мне отвечать! – не выдержал хозяин. – Забыл, кто я?!

Моотфу тяжело вздохнул и, отвернувшись, буркнул:

– Как ты спрашиваешь, так я и отвечаю.

Глава VIII. Душа человеческая есть мгла

Aliud ex alio malum

"Одно зло вытекает из другого."

Латинская пословица

Анукрис весь день не находила себе места. Словно зубная боль свербело в голове: "Что с ним? Жив ли он? И куда подевалась Мерисид?" Обитатели дома, видя хмурую госпожу, спешили убраться с её пути и лишний раз не попадаться на глаза. Молодая женщина сходила в сад, полюбовалась на цветы, потрогала пальмы. Но привычного и сладостного чувства гордости за то, что все это принадлежит ей, и она здесь полновластная хозяйка, не наступало. Вместо этого в сердце поселилась пустота и гнетущее чувство тревоги. Отгоняя его, Анукрис выкупалась, приказала принести орехов в меду. Забравшись на крышу, уселась в тенечке и принялась наблюдать за улицей, не мелькнет ли желтое платье храмовой танцовщицы? На запах сладкого появились мухи и стали с надоедливым жужжанием мелькать возле самых глаз. "Что если он уже умер? – от этой мысли орехи встали в горле комом. – И я его больше никогданикогда не увижу?"