– Ты из какого племени? – поинтересовался Мосмоот.

– Булькозины, – быстро ответил банарец.

– Сколько вас?

– Моя не знает.

Командир кивнул солдатам. Те схватили несчастного и потащили к костру.

– Три рука и два палец! – отчаянно заорал тот.

– А сколько мы убили? – обратился Мосмоот к писцу, возившемуся с раной одного из носильщиков.

– Шестерых, – ответил Барефпуат, нанося мазь на полоску бинта.

– Да двое в плену, – удовлетворенно хмыкнул десятник. – Силы равны. Больше не нападут.

– А зачем дикарям бронза? – удивился Раамос. – Или они думали, что мы несем золото?

Воины с сожалением посмотрели на молодого человека.

– Это самый твердый в мире металл, – наставительно проговорил Мосмоот. – Секрет его варки знают только писцы Дома бронзы в Амарне и жрецы храма Птаха. Оружие из него лучше, чем из радланского железа.

– Не думаю, что в их вонючих шатрах есть плавильные печи и кузницы, – фыркнул Раамос.

– С этим пусть разбираются писцы каменоломен, – отмахнулся десятник и приказал внимательно слушавшим солдатам. – Свяжите и хорошенько сторожите этот шакалий помет.

Барефпуат тронул его за локоть и кивнул на восток, где уже алел край горизонта. Мосмоот видимо понял, что тот хотел сказать, и дал команду сворачивать лагерь.

Александр направился к их костерку, где лежала его сумка. Возле кучи чуть дымящихся углей лежал завернувшись с головой в одеяло Туптах. Юноша ткнул ногой в жирный бок.

– Вставай, все кончилось.

– Ай! – толстяк высунул лицо и облегченно улыбнулся. – Это ты!

– Собирай вещи, мы уходим.

– Как?! – вскричал Туптах, вскакивая. – Не позавтракав?!

– У тебя еще остались булки? – поинтересовался подошедший Раамос.

– Только пара штук осталась, господин, – привычно заканючил слуга.

– Вот и давай их, – распорядился хозяин. – Да принеси воды.

Он опустился на скомканное одеяло. Алекс сел напротив, и обнажив меч, стал придирчиво разглядывать матово блестевший клинок.

– Если бы не ты, банарцы перерезали бы нас сонными, – проговорил молодой келлуанин. – Ваши боги любят тебя?

– Богиня, – отозвался юноша. – Мне помогает богиня. У нас её зовут Асиона.

– Не слышал, – покачал головой Раамос.

Пришел Туптах и притащил полный бурдюк мутной воды. Наскоро перекусив, господин ушел к десятнику, приказав спутникам собирать вещи.

Вскоре выяснилось, что один из носильщиков не может идти. Для него Александр соорудил носилки из двух копий и одеяла. Келлуане не стали хоронить убитых врагов, лишь оттащили от стоянки и оставили на поживу диким зверям. Там же бросили и труп предателя.

– Его черная душа никогда не отыщет путь в светлое царство Осирса, – плюнул десятник. – А дух пусть вечно скитается по пескам и пугает дикарей!

Солдаты и носильщики одобрительно закивали головами. Двух других своих мертвецов они взяли с собой. Телам придали сидячую форму, обвязали веревками и уложили в корзины, которые заставили нести пленных банарцев. Остававшиеся запасы продовольствия солдаты переложили в свои сумки. Но все равно вещей оставалось еще много. Писец предложил навьючить груз на солдат, но Мосмоот возразил, что существует еще опасность нападения.

– Руки воинов должны быть свободны! – насупившись, сказал он.

Шагнув вперед, Раамос сам взял один из ящиков. Десятник одобрительно крякнул. Тогда Барефпуату ничего не оставалось, как забросить за плечи другой.

Несмотря на то, что собираться начали еще затемно, тронуться в путь смогли гораздо позднее, чем обычно.

Люди шли молча, только впереди колонны слышались голоса писаря и Раамоса, очевидно все еще находившихся под впечатлением короткой ночной схватки.

Когда караван остановился на обед, к Алексу подошел Мосмоот.

– Я не успел тебя поблагодарить, чужак, – сказал он, принимая из рук Туптаха сушеный финик. – Ты хороший воин.

– Благодарю, господин, – не поднимаясь с земли, кивнул Александр.

– Нашему корпусу пригодился бы такой солдат.

– Я служу господину Сетиеру, – покачал головой юноша. – Первому пророку храма Сета в Абидосе.

– Дело твое, – не стал спорить десятник. – Но если захочешь сменить хозяина, приходи в Абаз. Мое слово коечто значит, и я сразу возьму тебя в свой десяток.