– Правильно, – оценил Белый, – так устойчивей.

– Пешком не пойдём, – решил Тимофей, выдирая ноги из чавкавшей болотины. – У нас транспорт есть. Цондзома, заводи!

Вездеход, мягко переваливаясь, спустился с возвышенности, занятой башней, и поехал в объезд невероятно разлившегося озера Этошапан, вода в котором ещё не отстоялась и не успокоилась – так и ходила волнами, хотя ветер утих.

– Вон, смотри, – Белый пальцем показал на берег, – это он прятался за спинами хантеров.

Из песка выглядывало тело человека в серебристом комбинезоне, напоминавшем спецкостюм космонавта.

– Тормози, – велел Цондзоме генрук и вышел наружу.

Видок у трупа был так себе. Никаких документов при нём не оказалось, зато на волосатом запястье красовалась жирно намалёванная татушка – двенадцать рун «зиг», вписанных в окружность. Schwarze Sonne. Чёрное солнце.

Глава 4

«ВЕРХНИЙ СВЕТ»

12 декабря, 9 часов 20 минут.

Афросоюз, СШЮА, Кейптаун.

«Борт номер один» починял диффузоры, так что быстро вылететь в АЗО не получилось.

– Сделаем пересадку в Кейптауне, – сказал Сихали. – Сан Саныч туда обещал борт перегнать.

– Морем дотуда, – лаконично объяснил ТугаринЗмей, – и на юга.

На том и порешили. Сборы заняли не больше пяти минут, и «великолепная шестёрка» поднялась на борт экраноплана «Гиппогриф». Два его огромных сигарообразных фюзеляжа соединялись широким крылом, спаренные турбины разделял высокий киль.

Граждане ТОЗО и АЗО прошли внутрь правого корпуса и пересекли крыло по узкому проходу – места для них были заказаны в левой «сигаре».

– Всё будет о'кей, Димдимыч, – болтал Рыжий. – Отыщем мы этих «шварцев». [80]И так засветим, что…

– Обнаглели вконец, – процедил Купри. – Шпана, погань… Главное, средь бела дня! «Шварцы» драные…

– Ты с Самоа связывался? – спросил Тимофей, не оборачиваясь.

Илья кивнул. Вспомнив, что шеф его не видит, сказал:

– Связывался.

Вытащив радиофон и набрав серию кодов, он сунул его генруку. Стереопроекция оформилась в квадратное лицо Дженкинса.

– Коллегиально приветствую! – ухмыльнулось лицо. – Как отдыхается?

– Нормально. Что там насчет теракта?

– Ха! – хмыкнул Самоа. – Это мы так думали, что теракт. Там «гоп со смыком» был – эти, из «Чёрного солнца» которые, просто увели ценный груз. А тех, кто рядом был и всё видел, прикончили.

– И что за груз?

– Щас… Я с третьего раза запомнил… Интрапсихическая техника. О как. Волновой генератор для направленной передачи эмоций.

– И на фига он им?

– Дык, ёлыпалы… Вопрос! Да там вообще хрень творится, и непонятная какаято. Помнишь, где это долбаное «Чёрное солнце» самый первый раз засветилось? На Таити2. Девять убитыми. Ну, мы тогда тоже сразу – теракт, теракт! А сейчас копнули поглубже…

– И чего нарыли?

– Трупы – это зачистка была. «Чёрное солнце» никогда не оставляет свидетелей…

– Потому они и за нами гоняются, – вставил Сихали.

– Ну да… Так там ещё десятый был – и пропал. Получается, похитили его.

– Кого именно?

– Виджая Чарана. Говорят, крупный спец по волновой психотехнике. Величина!

– Вот, блин…

– И не говори.

– Ладно. Копай дальше.

Дженкинс кинул два пальца к виску, и стереопроекция угасла.

Белый, шествовавший последним и не слышавший переговоров, громко провозгласил:

– Занимайте места согласно купленным билетам!

Кресла были огромными и объемными – хоть клубком в них сворачивайся. Браун уселся ближе к проходу, Харин занял место у окна. Купри и Сегаль устроились напротив.

– Знаю я, – сделал вывод Борис, – почему криминал распоясался! Гангстеры совсем страх потеряли – их же больше не казнят, а Психонадзор никого не пугает.

– И зря, – сказал Сихали. – Борь, ты плохо знаешь, что такое Психологический надзор. Вот представь себе: ты совершил убийство, и тебя приговорили к трансформации по классу «А»… Знаешь, как это бывает? Сначала тебя помещают в изолятор – готовят к ментодеструкции. Преступнику дают время осознать и ужаснуться. Ведь не сеанс позитивной реморализации предстоит – та подействует с месяц, и блок «рассасывается» – наложенный гипноиндуктором запрет снимается, как заклятие. А тут – «полная переделка»! Тебя фиксируют на стенде, делают глубокое ментоскопирование, а потом начинается самое страшное – ментальная деструкция. Твою память постепенно стирают, ты теряешь себя – твоё тело живо, но личность распадается полностью. И чем это лучше медленной смерти? Да это и есть смерть! Ведь человек – это не тело, не мозг даже. Мы – это наша память. Эмоции, чувства – всего лишь реакции на раздражитель, ум – способность перерабатывать информацию. Но когда стирается информация о тебе самом – ты исчезаешь, перестаешь быть! Это хуже смерти, Борь. Ведь каждую минуту ментодеструкции, пока к тебе подступает небытие, ты всёвсё понимаешь! И знаешь, что твоё здоровое, сильное, молодое тело никуда не денется. В бывшем твоём мозгу нарисуют ложную память – мнемогенезис это называется, восстановят навыки… Родится как бы новый человек – с твоими генами, с твоим фенотипом, но не ты. И почему ментальную деструкцию называют гуманной, я понятия не имею. Помоему, это ужаснее электростула или гильотины!