Шрифт:
Ну кто ему эта девушка? Однако существовали ещё и такие понятия, как долг и честь. Если уж тебя считают сильным и смелым человеком, если ты сам мнишь себя таковым, то за тобой должок – оказывать противодействие злому. Не исполнишь сей долг – замараешь честь, подмочишь репутацию, а репутация – это такая тонкая материя, которую очень легко намочить, вот только, чтобы высушить её, порой не хватает целой жизни. Тимофей просто вовремя понял, что для настоящего мужчины ничего дороже чести и великолепного чувства достоинства не существует, вот и берёг их, как мог, доказывая всему миру: я достоин! И честь имею. Только это вовсе не значит, что ему хотелось вступаться за Коко, ввязываться в драку. Ужас, как не хотелось! Однако положение обязывало…
– Порусски разумеешь, кафр? – лениво спросил он толстяка.
– Разумею! – угрожающе ответил Мангати. – За «кафра» ответишь!
– Лапы от девушки убери, а то обломаю.
Африканцы притихли, щеря белые зубы. Наконецто набрели на развлечение!
Мангати неожиданно легко поднялся, повёл налитыми плечами, хотел и бицепсы напружить, да времени не хватило – Браун не стал выпендриваться, а сразу, без долгих разговоров, всадил зулусу в солнечное сплетение палец, твёрдый как отвертка, и тут же пяткой ладони саданул в чёрный вялый подбородок. «Кафра» отбросило на спинку скамьи. Улыбки на лицах африканцев притухли. Защёлкали вынутые ножи, чёрные пальцы продевались в кастеты.
Сихали спокойно, словно не замечая зловещих приготовлений, взял перепуганную девушку под локоток и сказал:
– Беги домой, малышка.
Зулусы напали сразу с двух сторон.
– Узуту! – раздался боевой клич. – Узуту! Унзи! Узуту!
Замелькали лезвия ножей, раскрутилась цепь – и всё слилось. Браун едва поспевал уворачиваться, блокировать удары и бить сам. Подножка. Отбив ножа. Залом. Удар ребром ладони. Хук слева. Прямой в голову. Уход. Блок. Удар…
Рядом мелькнуло разгорячённое лицо Сегаля. А вон ТугаринЗмей, сжав зубы, ритмично дубасил самого крупного афро – Мбазо кажется. Шурик Рыжий чтото приговаривал перед очередным тычком…
«Может, я просто зло сгоняю на них?..» – подумал Браун. Сама ситуация была забавной – генеральный руководитель проекта ТОЗО, зональный комиссар АЗО и «другие официальные лица» метелят афроотморозков…
И вдруг всё кончилось. Звуковая солянка из пыхтенья, воплей, хэканья, треска рвущейся ткани, тупых и звонких ударов растаяла, сменившись топотом ног убегавших и стонами тех, кто остался лежать, сидеть и корчиться. Тимофей обшарил глазами аллею – никого. Ни «кафров», ни белых из «Чёрного солнца». Хотя нет, один бледнолицый всётаки задержался – тот самый очкарик. Сидит, сжался весь и ручками подёргивает. Не знает, интель, куда их деть – то ли на коленях сложить, сохраняя лицо в моральном плане, то ли прикрыться ими, когда бить будут.
– Как зовут тебя, – насмешливо спросил Тимофей, – о гордый потомок фоортреккеров? [84]
– Клаасенс… – пролепетал потомок.
– Если ты трус, – сказал Браун назидательно, – то найди себе взрослую тётю, которая станет тебе хорошей няней.
– Я не трус! – вякнул парень.
– Так что же ты не вступился за девушку, удалец?
– Вы не понимаете, они зулусы, их предки и так натерпелись, и…
– Всё ясно с тобой, ты не трус, – прервал Клаасенса Тимофей. – Ты политкорректное чмо. Запомни, может, дойдёт и до тебя: бить надо любую сволочь, независимо от того, какого она цвета. Аа, ладно… Пошли, ребята! А то прибудут чёрные полицейские и настучат по белым хулиганам!
Гдето вдалеке провыла сирена, и океанцы с антарктами поспешили затеряться в переулках. «Мокрушники» из «Чёрного солнца» больше не показывались. Видать, решили, что четверо на шестерых – расклад невыгодный.
Поплутав, «великолепная шестёрка» попала на чистенькую улочку, куда выходили веранды нарядных домов. На детской площадке играли ребятишки. Было им лет по пятьшесть, иным по девятьдесять. В их весёлой куче мешались и зулусы, и смуглые индийцы, и бледнолицые буры. Они все одинаково вопили, дурачились, догоняя друг друга и валя в песок. Тёмнокожий растрёпа валил бледнолицего растрёпу, а подножку ставил «цветной».
В сторонке, устроившись на качелях, одевали кукол две девочки – одна белая, с «хвостиком», а другая – чёрная, со множеством тонких косичек. Они равно водили расчёсками по пышным кукольным гривкам и уговаривали своих «дочек» слушаться «мам».
– Прелесть! – сказал Браун. И все с ним согласились.
12 декабря, 16 часов 10 минут.
АЗО, станция «Молодёжная».
На суровых просторах Земли Эндерби много выходов коренных пород, притягательных для геологов, а в полутора тысячах шагов от берега моря Космонавтов стелется ровное каменистое плато с тремя пресноводными озёрами. Здесьто, в окружённой сопками долине, и расположилась столица Антарктиды – станция «Молодёжная».
Здешние дома поднимались на сваях в человеческий рост вышиной. И неспроста – не будь свай, намело бы сугробы выше крыш, а так ветер сносил почти весь снег в море, только с улиц приходилось убирать намёты.
Но это зимою, а летом на улицах «Молодёжной» пыльно – вездеходы и танкитранспортёры размолачивали верхнюю корку, не прикрытую снегом, а ветра сдували каменный прах в море, покрывая коричневым налётом припай, [85]да так густо, что грязный лёд у берега таял быстрее.
Вблизи столица АЗО не впечатляла, больше напоминая ковбойский городок времён освоения Дикого Запада, только что разросшийся не в меру. А так – похож. Те же пыльные улицы, та же безжизненная пустыня за окраиной, те же тёмнокоричневые скалы. А уж дома на сваях и вовсе сошли бы за свои на улицах какогонибудь Дюранго или Доджа, даже фальшфасады имелись.