За одну ночь выросли «бумтауны» [111]ТилМаунтин, Пенсакола, Уитмор, Харлик, Сентинел, ТэйлорВэлли. От шоссе «„МакМердо“ – Южный полюс» стали прокладывать ответвление вдоль горного хребта – ровняли бетонной твёрдости заструги, укладывали атермальный настил, втыкали вдоль обочин вешки со светящимися набалдашниками. Работы было – начать и кончить.

Геологи тряслись от жадности, направляя подо льды, в толщу гор, проходческие комплексы с термобурами. По спирали вниз уходили круглые, проплавленные во льду туннели, день и ночь над ними, как над жерлами вулканов, клубился белоснежный или серый пар. Но стоил, ох, стоил тяжких трудов штурм подлёдных недр – нетронутые залежи урана, тория, платины, титана ждали «льдопроходимцев» – и доставались им, как ценный приз, как завоёванный трофей. Наверху минус шестьдесят, сносящий с ног ветер и месяцы нескончаемой ночи, внизу вечная сырость, туман и нечем дышать – антаркты только покряхтывали. Там, где сталь не выдерживает и раскалывается, будто глиняный горшок, человек только крепчает. Или сбегает туда, где теплей и проще. Или дохнет.

Была полночь. Солнце то появлялось изза ледникового купола, то исчезало за ним. Чёрные вершины гор, подсвеченные сзади и снизу, казались исполинской декорацией к какомуто божественному спектаклю. Турболёт летел со скоростью тысяча километров в час, поэтому панорама менялась с быстротой листания альбома.

Вот солнце появилось между двумя вершинами, и, когда оно зашло за следующую по курсу гору, на одно прекрасное мгновение сверкнул «Меч Господа» – луч необыкновенной чистоты зелёного цвета.

Вот поднялся стоковый ветер, и позёмка на леднике осветилась закатным рябиновым светом, как будто льды охватили протуберанцы бегущего пламени.

Вот между «Голубой кометой» и солнцем простёрся пологий купол, закрывший лишь нижнюю часть светила. Над белоголубым снежным горбом верхушка солнца запылала золотыми языками огня. А сверху над шаром горящей материи повисли три маленьких тучки, их тонкие края калились огненножёлтым сиянием, а внутренние, более плотные части отливали розоватосиреневым оттенком. Ещё выше по небосклону пролегла полоса ажурных высококучевых облаков, а на севере, в стороне Атлантического океана, густела холодная ночная синева.

– Прибываем, – выглянул из кабины Сегаль, взявший на себя функции второго пилота.

За иллюминатором, в чёрнофиолетовой тени гор, засияли огоньки, вытягиваясь в строчки, лепясь в скопления. ТилМаунтин, городок «подлёдных рудокопов».

Эскадрилья села на местном аэродроме, заняв почти всё поле.

ТилМаунтин вдали сверкал, как новогодняя ёлка, – горели фонари, светились окна домов, то и дело вспыхивали лучи фар. Зарево было настолько ярким, что Тимофей без труда различал синеватосерый цвет крыш домиков, выкрашенных в оранжевый и ослепительножёлтый колер.

– Не спят, – буркнул ТугаринЗмей, покидая трап.

– Заснёшь тут, пожалуй, – сказал Купри и сразу нахохлился.

Сихали дождался, пока вся шумная ватага добровольцев соберётся на поле, и властно прокричал:

– Группа Белого – впереди, группа Харина – в центре, группа Ершова идёт замыкающей!

– А чего это одни океанцы в командирах? – донёсся задиристый голос.

– Не нравится – уматывай! – отрезал Браун.

– Да я так, просто…

– Равняйсь! – зычно скомандовал Илья. – Смиррна! Шагом… марш!

Толпа, коекак упорядоченная и сплочённая в отряд, потопала к посёлку.

На улицах ТилМаунтина было не по времени людно – встревоженное население шаталось от дома к дому, смыкаясь в кучки и разбегаясь, толпясь у салунов, обступая «осведомлённые источники».

Появление добровольцев вызвало всплеск энтузиазма у одних («Наши! Ура!») и нарастание тревоги у других («Как бы чего не вышло…»).

– Лёньку Шалыта вызвал? – осведомился генрук у командора ОГ.

– Угу, – ответствовал командор.

– Открытым текстом?

– Угу…

– Открытым? – поразился шагавший рядом Помаутук. – Но… тогда же «международники» узнают, где мы!

– А мы и не прячемся, святой отец, – ухмыльнулся Илья.

Лицо чаплана выразило целую гамму чувств – и вдруг озарилось пониманием.

– Ах вот оно что… – протянул Помаутук. – Вы их заманиваете!

– Типа того.

Добровольцы промаршировали на круглую площадь у штаба посёлка, сюда же сбежались его жители – операторы, механики, наблюдатели. Сихали не стал задерживаться – взбежав на высокое крыльцо штаба, поднятого на сваи, он сначала выложил последние известия, а потом сказал:

– Короче! Вооружаемся и спускаемся в рудничный комплекс. Пусть попробуют нас оттуда выкурить!

Местные сразу взбодрились, взревели с воодушевлением – гдегде, а подо льдом они «международниковинтеров» приветят! Все туннели, все горизонты им знакомы – с закрытыми глазами любой закуток отыщут. Вот и пусть «международники» только попробуют сунуться – огребут по полной!

А в самый пик душевного подъёма в небе глухо засвистело, и прямо на площадь плюхнулся флаер – изпод капота у него били струйки дыма. Вышибив дверцу ногой, надсадно кашляя и матерясь, из кабины вывалился Леонид Шалыт. Коекак протерев слезившиеся глаза и размазав по лицу жирную копоть, он воскликнул с весёлым бешенством: