Боже, конечно, никто ее здесь не побеспокоит, но само пребывание обнаженной… это неправильно. Скандально, хотя никто об этом никогда не узнает.

Марисса огляделась. Ей выделили милую комнату, отделанную ярко-синей набивной тканью с изображением пасторальной сценки: девушка и ее жених, опустившийся на одно колено. Сюжет повторялся на стенах, шторах, покрывале и кресле.

Но ей совсем не хотелось смотреть на это. Парочка французских влюбленных угнетала Мариссу, демонстрируя то, чего у них с Бучем не произошло. И не произойдет.

Чтобы решить проблему, она выключила свет и закрыла глаза. Визуальный вариант ушных затычек сработал, как заклинание.

Милостивая Дева, что за кавардак. Марисса задумалась, каким образом все может стать еще хуже. Фриц и два других доггена отправились в дом ее брата – и она почти не сомневалась, что они вернутся ни с чем. Вдруг Хаверс решит избавиться от ее вещей. Как избавился от нее.

Лежа в темноте, она просеивала свою жизнь, словно песок, стараясь определить, что еще может пригодиться, а что надлежит отбросить за ненадобностью. И нашла лишь угнетающий ее мусор, клубок печальных воспоминаний, нить которых никуда не вела. Она понятия не имела, чем займется, куда пойдет.

Бессмысленно. Она провела три столетия в ожидании и надеждах, что хоть какой-нибудь мужчина ее заметит. Триста лет потакания глимерии. Триста лет отчаянной работы над собой, чтобы стать чьей-то сестрой, дочерью, супругой. Несбывшиеся ожидания стали законами природы, управляющими ее жизнью, давящими и прижимающими к земле больше, чем сила тяжести.

И куда они ее завели? Она – сирота, одиночка, изгой.

Хорошо, вот ее первое правило на всю оставшуюся жизнь: больше ничему не искать объяснений. Может, она и не знает, кем на самом деле является, но лучше заблудиться и искать выход, чем оказаться запертой в очередном шкафу социальных условностей.

Рядом с ней зазвонил телефон, заставив вздрогнуть. После пяти гудков Марисса ответила только потому, что аппарат отказывался замолкнуть.

– Алло?

– Госпожа? – произнес догген, – Вам звонок от хозяина Буча. Ответите?

Превосходно! Значит, он уже обо всем наслышан.

– Госпожа?

– Э… да, отвечу.

– Очень хорошо. Я дал ему ваш прямой номер. Пожалуйста, оставайтесь на линии.

Послышался щелчок, а затем до боли знакомый жесткий, как наждачная бумага, голос.

– Марисса? Ты в порядке?

Совсем даже нет, подумала она, но это не его дело.

– Да, спасибо за беспокойство. Бет и Рэт оказались ко мне очень благосклонны.

– Послушай, хочу с тобой увидеться.

– Правда? Значит, твои проблемы каким-то чудом исчезли? Ты, наверное, чрезвычайно рад вернуться к нормальной жизни. Мои поздравления!

Он выругался.

– Я переживаю за тебя.

– Очень мило, но…

– Марисса…

– …мы же не хотим ставить меня под угрозу?

– Послушай, я просто…

– Так что тебе лучше держаться от меня подальше, чтобы я, бедненькая, не пострадала…

– Черт тебя подери, Марисса! Проклятье, как мне все это надоело!

Она закрыла глаза, злясь на весь мир, на него, на своего брата, на себя. Учитывая, что Буч заводился все больше, их разговор все больше уподоблялся ручной гранате, готовой взорваться.

– Я ценю, что ты заботишься о моей безопасности, но я в порядке, – тихо сказала она.

– Вот ведь дерьмо…

– Да, думаю, это исчерпывающе описывает положение вещей. Прощай, Буч.

Повесив трубку, она почувствовала, что ее всю трясет.

Телефон тут же зазвонил снова, и Марисса уставилась на прикроватную тумбочку. Быстро наклонившись, она дотянулась до провода и выдернула его из розетки.

Забравшись под одеяло, девушка свернулась калачиком. Сегодня она, видимо, не уснет, но глаза все же лучше закрыть.

Кипя от злости, Марисса пришла к выводу, что хотя все было полнейшим… «дерьмом», выражаясь образным языком Буча… она могла с точностью сказать одно: злиться намного лучше, чем впадать в панику.

Двадцать минут спустя, в опущенной на глаза кепке «Ред сокс» и в черных очках, Буч подошел к темно-зеленой «хонде-аккорд». Посмотрел налево-направо. В переулке ни души. На зданиях отсутствуют окна. Не видно никаких машин, которые ехали бы по Девятой улице.

Нагнувшись, он подобрал с земли булыжник и выбил стекло с водительской стороны. Когда громко взвыла сигнализация, отошел и укрылся в тени. Никого. Вой наконец утих.

Он не крал машин с шестнадцатилетнего возраста, когда был малолетним преступником в Южном Бостоне, и вот теперь решил тряхнуть стариной. Спокойно подойдя к машине, открыл дверь и забрался внутрь. Следующие действия были быстрыми и выверенными, доказывая, что он не утратил былых навыков, как и южного акцента. Вскрыл панель под рулем. Нашел провода. Соединил вместе два из них, и… ррр.