– Читал Короленко? – вдруг переспросил приятель, до упора отодвигая назад пассажирское сиденье и водружая ботинки на подушку безопасности.

– Да, когда-то в детстве, – не понимая, к чему он клонит, аккуратно ответил я.

– Так вот, в одной его книге прозвучала фраза, моментально ушедшая в народ. Я думаю, ты тоже её знаешь, а звучала она так: «Человек рождён для счастья, как птица для полёта!». Слышал, конечно? – задумчиво спросил он, слегка наклонив голову набок, буравя меня тяжёлым взглядом.

– Ну да, – явственно чувствуя подвох, ответил я. – И я считаю, что это абсолютно верно, так как…

– Собачье дерьмо твоё счастье, – резко закричал он, так что я от неожиданности подпрыгнул на месте. – Человек рождён, чтобы страдать! Всё самое ценное в этой жизни достигается через страдания. Чтобы стать умнее, сильнее, успешнее, нужно приложить усилия, переступить через себя, заставив страдать своё тело и разум. Ведь, если задуматься, изначально наши прекрасные предки были посланы на эту землю в наказание! Адам и Ева были изгнаны из рая, чтобы страдать! Любой творческий человек скажет вам, что лучшие работы он создал в самые тяжёлые моменты жизни и любой историк подтвердит его слова, приведя десятки примеров людей из различных областей искусства, вошедших в историю именно в самые тягостные периоды их жизни.

И, помолчав мгновение, продолжил.

– И ещё, я хочу сказать, что мне его абсолютно не жаль. Да, на его долю выпало немало испытаний, которых я бы не пожелал никому. Да, он потерял всё. Но это не оправдание его малодушия. Он мог использовать свои страдания во благо. Помнишь, я говорил, что он мечтал стать доктором? А ведь он мог воплотить мечту в реальность, мог превозмочь себя, и вернуться в университет. Его мать погубила опухоль. Он мог положить свою жизнь на то, чтобы справиться с этой болезнью, чтобы никто больше не терял близких из-за неё. И даже если бы ему не удалось окончательно победить болезнь, он мог хоть на миллиметр приблизить мир к решению этой проблемы, тем самым в далёком будущем спасти множество жизней. А помнишь, я рассказывал тебе о Жозет? Её погубили наркотики. Он мог посвятить свою жизнь борьбе с ними! Или бороться с преступностью, или бороться с нелегальными иммигрантами, или обезопасить дороги. Или он мог просто жить, жить наперекор всему. Жить, и нести в своём сердце безграничную любовь, которую ничто не в силах затушить. Перед ним были тысячи путей, десятки тысяч, сотни! Но он сделал свой выбор. И я признаю за ним право на это. Но жалость… нет уж, увольте.

Наступал новый день…

Небольшой промежуток жизни с того момента, как я захлопнул дверь своего авто и направился домой, и до полудня того же дня, подробно описывать нет смысла. Войдя в квартиру, я понял, что Карины здесь нет, это отчётливо чувствовалось по едва уловимому запаху духов в прихожей. Поражаюсь этому человеку, его ритм жизни не вызывал у меня ничего, кроме глубочайшего удивления. Она могла не спать сутками, а затем приходила после обеда и проваливалась в сон часов на двадцать. На кухне было пусто, видимо, она решила, что я уже ушёл. Так что мой завтрак был весьма скудным. Ну и ладно.

Ехать на работу было невыносимо лень, но надо. Простояв положенное московским этикетом время в вездесущих пробках, я в скором времени воссоединил своё седалище с офисным креслом.

Здравствуй, новый день!!!

Не знаю, стоит ли говорить, какая у меня была реакция, когда вновь посреди рабочего дня у меня зазвонил телефон. Резко, словно от этого как минимум зависела судьба галактики! Я нажал на кнопку отключения звука и молча уставился на загоревшийся экран, на котором на фоне заставки ярко мерцали цифры. Номер опять был незнакомый.

– Ей богу, это не я!

Справа от меня, поджав под себя ноги и медленно раскручиваясь на пустом офисном кресле, сидел Ганс. Я привык к его внезапным появлениям, так что прежнего фурора это не вызвало. Как мне показалось, он огорчился. Похоже, ему нравилось привлекать внимание.

– То-то меня и пугает, ты уже зло привычное, но если у тебя появится компаньон, думаю, я этого не выдержу, – задумчиво пробубнил я.

– Это вряд ли. Ты не настолько многогранная личность, – рассеянно глядя в потолок, растягивая слова ответил он.

– Ну уж, спасибо, утешил.

Телефон замолк. Но не успел я перевести дух, как он вновь завибрировал на столе. Ну что ж, похоже, кому-то действительно надо со мной связаться. Ни дня без приключений.

– Слушаю, – резко поднеся трубку к уху, практически выкрикнул я, стараясь придать голосу как можно больше уверенности и агрессии, словно филин, при появлении хищника распускающий перья, в надежде показаться больше и опаснее, чем на самом деле.

– Ух, какой ты дерзкий, – раздался в трубке звонкий женский голос. – Ты сегодня до скольки?

– А это ты, Даш, новый номер? – облегчённо переспросил я.

– Естественно я, кому ты ещё на хрен нужен. Так когда ты освободишься? – фыркнула она, и захрустела чем-то прямо в трубку.

– Для тебя я свободен всегда. Но сегодня всегда начинается часов с семи. Идёт? Приятного аппетита, кстати, – рассеянно рисуя круги на подвернувшемся под руку листочке, ответил я.

– Это сушка! – как всегда нелогично выделив приоритетный вопрос, импульсивно прокричала она, а затем, с небольшой заминкой, явно вспоминая, о чём мы вообще говорили и что я от неё хочу, продолжила: – Да, давай тогда около семи пересечёмся. Позвони, как освободишься.