– Дружище, – тихо прохрипел он, запустив руку в густую собачью шерсть. Так прошло около часа. Затем, тяжело кряхтя, опершись на подлокотники кресла, старик встал и медленно направился к окну. Стоило ему сделать буквально пару шагов, как что-то блестящее выпало из его кармана, и, соприкоснувшись с полом, громко звякнуло.

На мгновение Альберт зажмурился: он знал, что это было, и непроизвольно его руки задрожали. Он прекрасно помнил сегодняшний вечер. Помнил, как, дрожа от холода и нервов, заметил молодого парня, резвым шагом выходящего из светлых дверей магазина на безлюдную стоянку. Помнил, как, спотыкаясь и проклиная себя, подкрался к нему сзади. Помнил, как достал из кармана простую металлическую трубочку, найденную им буквально в десяти метрах от этого места. Как, зажмурившись и собрав всю волю в кулак, потребовал денег. Он понимал, что стоит парню просто обернуться, и его, Альберта, ничто не спасёт. Но парень не повернулся.

Он прекрасно помнил, как плакал, возвращаясь домой. Впервые за всю свою долгую жизнь он ограбил человека. Он был слишком слаб, чтобы, как раньше, подрабатывать грузчиком в дешёвых ларьках, а никуда больше его не брали. Даже для дворника он был слишком дряхлым и неопрятным. У него просто не было другого выбора. Он должен был позаботиться о Чаппи и Розе. Спасибо тебе, незнакомец. И прошу тебя, не держи на меня зла. Медленно подойдя к окну, старик дотянулся до небольшого пластикового графина, раньше, по всей видимости, служившего фильтром для очистки воды. Он стоял прямо под обвалившимся во время пожара водостоком, так что во время дождя практически моментально наполнялся до верха. Медленно развернувшись с графином в руках, Альберт подошёл вплотную к Розе.

– Привет, моя девочка, – ласково проговорил он, улыбнувшись.

И так дико смотрелась улыбка на его испещрённом морщинами лице.

Я медленно открыл глаза. Вокруг было пусто. Не спеша поднявшись с парапета, взмахом руки погасил звёзды. Пришло время ночи уступить место стремительно приближающемуся дню. Со всем его шумом, суетой, десятками тысяч машин, источающими тепло и ярость в вечной толкучке. Естественный ход жизни. В слегка философском настроении я спустился вниз. Вчера вечером мне, как ни странно не удалось застать кого-либо. Когда я, расстроенный, со сладостями в одной руке и колючим ананасом в другой, исхитрился открыть дверь и проникнуть внутрь помещения, меня встретила пустота. Это было даже как-то странно. Растерянный, я заглянул в кабинет старичка, но и там меня ждало разочарование и пустота. Что за дела?

Оставив гостинцы на стойке ресепшена, я направился в свою комнату, решив отложить выяснение происходящего на потом.

Закрыв за собой дверь, я вышел в коридор.

– Есть тут кто-нибудь? – как можно громче выкрикнул я. Да что же это происходит?

Вдруг где-то в глубине коридора хлопнула дверь, и я различил торопливые приближающиеся шаги. Ну вот, так-то получше будет.

Прислонившись к стойке ресепшена, я взял в руки ананас, оставленный мною вечером, и стал ждать, пока ко мне подойдут.

– Ну, привет, а я вчера хотел… – начал я за мгновение до того, как собеседник показался из-за угла, но стоило мне на мгновение приглядеться, как слова застряли в горле.

– Ой, это ты! – это была Анна, но как чертовски непохожа она была на ту девушку, которую я знал до этого. Её волосы были спутаны, словно она только что встала с кровати, дыхание прерывисто, одежда измята, но самое главное – глаза. Стоило ей появиться передо мной, как её взгляд уставился в пол и больше не поднимался. И, чёрт возьми, почему так резко запахло палёным… или нет, скорее то был запах серы. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Долбаный ублюдок.

– Это тебе, – пробубнил я, поставив ананас рядом с тортом, и, не дожидаясь ответа быстрым шагом, с трудом сдерживая желание пуститься бегом, вышел из здания. Свежий воздух ударил мне в лицо. Город просыпался. Кажется, я начинал ненавидеть утро.

Я гнал, как ненормальный. Знаете, я, как и большинство жителей мегаполиса, не всегда придерживаюсь правил дорожного движения, хотя искренне стараюсь их соблюдать. Все, за исключением правил, ограничивающих скоростной режим. То есть, я считаю, что данные правила «слегка не соответствуют нашему времени», и хотя противники моей теории в один голос утверждают, что в Европе с этим в разы строже, у меня всегда находится один неопровержимый аргумент: а при чём здесь Европа? Эта привычка времён развала СССР, во всём подражать Европе, утверждая, что там в миллион раз лучше и правильнее, мне порядком осточертела. Но я отвлёкся.

Так вот, я мчался, как ненормальный. Раньше я никогда не превышал допустимых пределов. Не потому, что не мог, просто не хотел. Зачем? Сейчас мне было плевать. Стрелка на тахометре медленно переползла за отметку шесть. Что-то душило меня изнутри, нечто стремилось вырваться наружу, и я мечтал так, как не мечтал ещё никогда и ни о чём, чтобы ему удалось это сделать. Прямо, налево, налево, на кольцо, прямо, налево, прямо, резкий поворот вправо, тормоз. Я стоял перед небольшим пятиэтажным зданием с обуглившимися окнами. Стоял и тяжело дышал. Я смотрел на него, а оно смотрела на меня. Смотрело своими выжженными глазами, смотрело своим выжженным нутром. Задыхаясь от переполнявших меня чувств, я медленно вышел из автомобиля. Не чувствуя ног, поднялся на пятый этаж. Вот она, та самая дверь, которую я видел совсем недавно. Сделав глубокий вдох, я толкнул её.

Меня встретила тишина. Сглотнув, чтобы прочистить моментально забившееся горло, я шагнул внутрь.

Он знал, что я приду. Прямо посреди комнаты, недалеко от старого зеленоватого кресла, стоял горшок с розой, завёрнутый в старую тряпку, так, что его легко можно перенести. А ещё чуть поодаль стояла жёлтая миска с нарисованной на ней маленькой коричневой косточкой. Подойдя поближе, я различил рядом надпись, выцарапанную чем-то острым. «Чаппи, друг, лучше которого нельзя желать». А чуть правее лежал старый теннисный мячик с хорошо заметными многочисленными следами зубов. И последнее: на маленьком, на удивление чистом платке, аккуратно лежал мой кошелёк. А рядом с ним записка с корявыми, выведенными угольками буквами: «Я взял немного денег. Прости, что не смогу вернуть. Спасибо тебе».