– Но…. – пробормотал Терри.

– Никаких но, сержант, - ответил Граубнер. – И не говорите мне, что не осмелитесь бороться хоть с тысячею врачей за вашу прекрасную леди, если вы не дрожите перед лицом куда более страшного врага.

– Неужели вы правда думаете…

– Сын мой, на войне и в любви… - слова отца Граубнера вдруг прервал крик, раздавшийся в темноте:

– ОНИ ЗДЕСЬ!!! ВРАГ БЛИЗКО!! ВСЕМ ЗАНЯТЬ ПОЗИЦИИ! – кричал рядовой, бегая у окопов и передавая приказ.

Мужчины встали и взглянули друг на друга, понимая, что наступил решающий момент. Терри протянул руку и Граубнер крепко пожал ее.

– Спасибо за понимание, отче, - хрипло проговорил молодой человек. – Жаль, что мы не встретились раньше, - он замолчал и после короткой паузы добавил: - А на передовой у меня свидание, на которое я не могу не явиться, - с этими словами он выпустил руку Граубнера и побрел прочь.

– ТЕРРЕНС! – закричал священник, впервые употребляя имя молодого человека, прежде чем тот исчез в сумраке окопа.

Грандчестер остановился и медленно повернул голову, чтобы взглянуть на Граубнера.

– Сражайся, чтобы остановить это безумие и умри, если потребуется, но не ищи смерти, пытаясь избежать битвы с жизнью. Помни: надежда умирает последней.

Терри кивнул и отсалютовал священнику, подняв правую руку к голове. Потом он развернулся и ушел, не сказав ни слова.

Утром 2 июня было объявлено, что в полевой госпиталь отправится новая бригада врачей. Флэмми Гамильтон должна была принять участие в операции. Кенди отчаянно искала свое имя в списках, но безрезультатно. Бригада должна была отправиться в Шато-Тьерри, где вот уже несколько дней находились американские войска. Не в состоянии рассуждать здраво, молодая женщина помчалась по коридорам больницы по направлению к кабинету директора.

– Я хочу видеть майора Волларда, - бросила она секретарю в приемной.

– Excusez-moi mademoiselle, Ms. Le Directeur ne peux pas la voir maintenant (извините, мадемуазель, но в данный момент директор занят), - ответил солдат в форме сержанта.

– Я сказала, что хочу его видеть, и увижу! – ответила она, промчалась к двери и открыла ее прежде, чем сержант смог остановить ее.

Воллард читал какие-то документы, когда в его кабинет ворвалась разъяренная девушка. Майор тут же узнал в ней Кенди.

– Простите, что вошла без стука, сэр, - кивнув, извинилась Кенди, но я должна поговорить с вами о важном деле.

Воллард сделал рукой знак секретарю, который вбежал вслед за Кенди и сейчас открыл рот, чтобы объяснить, но жест майора остановил его. Он молча вышел и закрыл за собой дверь, оставив начальника наедине с молодой женщиной.

– Продолжайте, мисс Одри, - предложил мужчина, отложив в сторону бумаги. – Кстати, присядьте.

– Спасибо, я постою, - ответила молодая женщина. – Я видела список тех, кто сегодня поедет в Шато-Тьерри и, хотя меня там не оказалось, я хочу в качестве добровольца…

– В бригаде уже нет мест, - властным тоном прервал Воллард. – Вы ценная медсестра, и здесь вы понадобитесь не меньше, чем в полевом госпитале.

– Но, сэр, - настаивала она, чувствуя какое-то странное покалывание в груди, - Я уверена, что там пригожусь больше.

– Мисс Одри, - сухо ответил Воллард, - кажется, я уже объяснил причины, по которым вы должны остаться здесь. А теперь, если больше вам нечего сказать, я буду крайне признателен, если вы вернетесь к своим обязанностям и позволите мне вернуться к своим.

Кенди опустила голову, но какой-то внутренний голос заставил ее повторить попытку:

– Сэр, я настаиваю, что там…

– МИСС ОДРИ! – раздраженно вскричал майор. – В армии принято подчиняться приказам командира, не обговаривая их. Я подчиняюсь приказам, отданным мне, будьте добры поступать так же. Вы свободны! – закончил он.

Кенди вздохнула, но поняла, что дальнейшие попытки бесполезны, и молча вышла. После ее ухода Воллард закрыл глаза и с облегчением вздохнул. «Не хотелось бы потерять свое место из-за какой-то американки, которая имеет такое значение для генерала Фоша, - подумал он. О мистер Одри! Если бы у меня была такая дочь, я бы не знал, гордиться за нее или бояться».

Было 4 июня. Немецкий артобстрел скоро закончился, но немцы были полны решимости прорваться в Париж, поэтому скоро последовало продолжение.

Ничто не сравнится с ужасом наблюдения, как люди убивают друг друга без причины, лишь потому, что мы не способны решать проблемы более рациональным способом. Ничто не сравнится с ревом орудий, разрывающем утреннюю тишину, огнем автоматов, задымивших весенний воздух, бесшумным полетом пуль, убивающих чьих-то мужей, отцов, возлюбленных и сыновей. Человеческий разум не может бесстрастно наблюдать за этими ужасами.