Андрей и Мишель столкнулись взглядами и поняли: они одновременно мысленно проговорили диалог о «правде и лжи» и оба приняли единственно правильное решение: врать. Элегантно и красиво. И если получится, равнодушно. У Андрея, судя по всему, получалось лучше, поэтому он начал первым разговор о том, что его интересовало в данный момент. Пусть и не очень сильно, но все-таки… Мужчины вообще более талантливы в том, чтобы составлять гармоничную композицию из чувств и расчета. Даже искренне увлекаясь, они могут одновременно не забывать о своих интересах.

– Мишель, расскажите, как обычно проходит ваше общение с клиентами, – поинтересовался Андрей. – Вот и нашему певцу всех времен и народов, мне кажется, очень интересно знать, что и как происходит.

– Еще как! С клиентом-то! – притворно закатил глаза к потолку Сава. – Только что это мы сидим как неродные? Может, чайку выпьем? С конфетками?

– Сава, друг мой, – покачал головой Андрей. – А ты не боишься лопнуть как воздушный шар? Ты же наверняка с утра съел банку варенья.

– И с булочкой, – вздохнул Сава и быстро добавил: – Но я уверен, что Мишель точно не откажется от сладкого. Кстати, а кто тебя назвал таким кошачьим именем?

– Что?! – Мишель покраснела от неожиданности.

Никто ни разу в жизни ей не говорил, что ее имя больше подходит кошке.

– Бывают, знаешь, нахальные, разбалованные домашние красавицы в белоснежных шубках и с длинными пушистыми хвостами. У тебя, кстати, есть такая шуба? – продолжал Сава, шумно разрывая целлофан на появившейся в его руках, как по волшебству, коробке конфет.

– Пока, увы, нет. Но может, и будет, – кивнула Мишель. Она решила не теряться и не смущаться ни при каких обстоятельствах.

– Тебе точно пойдет! – Сава с тоской и любовью посмотрел на конфеты. – А тебя дома как звали? Машкой?

– Мишкой! – засмеялась Мишель. – Ладно, о нас с вами, Сава, мы поговорим позже. А сейчас нам надо с Андреем обсудить, хотя бы в общих чертах, план работ. Кстати, почему вы спрашиваете, как именно работают декораторы? Ведь, насколько я знаю, в московской квартире вы уже делали грандиозный ремонт. Так что опыт-то у вас имеется.

– Нет, – покачал головой Андрей, пристально глядя ей в глаза. – В Москве всем руководила моя жена.

– А сейчас? – Мишель изо всех сил пыталась не моргать, чтобы не выдать своего волнения.

– А сейчас она устала и не хочет ни о чем думать. Говорит, что у нее должно быть время пожить для себя.

«Кризис, – поняла Мишель. – Они оба настолько устали друг от друга, что не хотят больше никаких совместных проектов. По крайней мере, пока. Поэтому Настя так равнодушна к этому дому и ко всему, что с ним связано. А на Андрея ей тоже плевать?»

Впрочем, «плевать» и «отпустить» – это слишком разные вещи, никак друг с другом не связанные. Мишель это слишком хорошо знала, потому что много раз делала новый интерьер в домах чужих друг другу людей, живущих под одной крышей. Но именно слово «крыша» – ключевое. Она и защищает, и объединяет, и не дает разлететься в разные стороны.

– Кстати, – улыбнулась Мишель. – У вашего дома есть несомненное достоинство – прекрасная крыша из сланца. Это очень дорого. Очень!

– Я знаю, – равнодушно ответил Андрей. – Потому я его и купил. Вы знаете, сколько стоит квадратный метр сланца? Я уже не говорю про монтаж. Так что крышу оставьте в покое, пожалуйста. А все остальные предложения я готов выслушать.

Она не понимала его. Он ускользал, словно песок сквозь пальцы. Андрей выстраивал между ними дистанцию так, как желал именно он – то приближал ее к себе, то почти грубо отталкивал. «Мучительно, – вдруг подумала Мишель. – Как же мучительно с ним общаться! Почему же тогда я холодею от одной только мысли, что он сегодня уедет?» Она вдруг поняла, что если сейчас не совершит нечто из ряда вот выходящее, то все пойдет точно по его плану – она останется охранять дом и будет, как преданная собака, ждать хозяина. А он, вернувшись, может, потреплет ее по загривку или скажет ласковое слово, а, может быть, пройдет равнодушно мимо. Все будет только так, как решит он.

Мишель не хотела играть по таким правилам.

– Андрей, я согласилась на все ваши условия.

– Вы о гонораре? Об его увеличении пока не может быть и речи.

«Пока» – это слово она услышала и поняла правильно. Он ни в какую не хотел упускать инициативу из своих рук, но в то же время ни за что не желал нести ответственность. Мишель снова теряла опору под ногами и проваливалась – в его словах, в интонациях и, главное, в глазах, которые, чтобы Андрей ни говорил, выдавали его. Он был рядом, но не здесь. Он говорил одно, но думал в это время о чем-то другом – словно проживал какую-то одному ему известную историю, рассказывать которую был не намерен.

– Нет, я не про деньги, – вздохнула Мишель. – Мне все-таки надо знать, что именно вам нравится – какой стиль, какие цвета, какая мебель, в конце концов. А иначе я просто не смогу начать работать, даже если вы закроете меня в доме на замок, а охранять поставите Саву.

– Нет, я охранять не буду, – промурлыкал довольный Сава, вытирая полой белого халата измазанный шоколадом рот. – Мы с тобой начнем шалить и подожжем, к чертовой матери, дом этого мерзавца. А ты, кстати, не обижайся, что я тебя кошкой назвал. Меня самого в честь кота нарекли – был у бабки моей в деревне кот. Огромный, наглый, прожорливый и белый-белый. И что удивительно: я ведь именно таким вот и стал. Как такое могло случиться? Или правду говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет? Вот нарекли бы меня Львом. Глядишь, стал бы как Лев Лещенко – легендой. А так – попса попсой, прости господи.