"Какой-то идиотский рейс — сплошные приключения и недоразумения с туземцами", — подумал я, а затем продолжил вслух, вызвав недоумение попутчиков:

— Что поделать — от тюрьмы, как от сумы... Показывайте вашего беглеца.

Мальчишка сидел на неудобном трехногом табурете, как-то неуютно расположившись в уголке комнаты, видно подсознательно желая спрятаться, как ящерка забиться в какую-нибудь трещинку, из которой его будет невозможно выцарапать. Влажные глаза, распухший и шмыгающий нос, но, в то же время, упрямо сжатые губы — означавшие окончательную решимость игнорировать глупые советы взрослых. Скорпион, стоя со мной на пороге комнаты, совсем не по-дружески сказал, мол, вы тут сами занимайтесь своими проблемами, а ему надо подготовить корабль. Будто я обязан решать судьбу этого беглеца. Наша провожатая, очевидно, заметив мое желание переговорить с мальчиком с глазу на глаз, тоже вышла из комнаты. Улыбнувшись, я взял своего визави за руку, отвел в другой конец комнаты, где усадил на кушетку. Когда я сам опустился рядом, мой бластер, висевший на поясе, уперся под ребра. Поморщившись от неудобного положения, я отстегнул оружие и положил его на стол. И в этот момент заметил, что мальчик с завистью смотрит на бластер. Нехороший это был взгляд, так смотрят только доведенные до отчаянья люди.

— Как тебя зовут? — начал я банально за неимением заранее обдуманного плана беседы.

— Рихард Оловто, родился шестого мая две тысячи девятьсот...

— Стоп-стоп... — прервал я его. — Достаточно, Рихард. Теперь расскажи мне, что стряслось.

Глаза мальчика остановились на некой абстрактной точке пространства, будто он видел нечто, доступное только ему, и заговорил тихим, слегка охрипшим голосом:

— Мы с папой мечтаем о своем домике в горном Камеруне. Папа говорил... Папа говорит, что это родина наших предков. Однажды он пришел и сказал: «Собирайся, Рихард, мы поедем на новое место работы». Он еще говорил, что здесь за хороший труд платят приличные деньги, и что через четыре года мы сможем купить тот домик в саванне и жить там вдвоем... Но он приходил такой уставший и печальный... Знаете, мой папа сильный, большой, под семь футов роста, но я иногда видел, как он плакал ночами, может быть, он вспоминал маму, а может быть, его просто кто-то обидел... Как они ненавидели его после аварии! Но я знаю, что папа не виноват, он говорил, что все это из-за того, что его не слушают... И они, они виноваты, что он ушел от меня... Я не хочу здесь больше...

Рихард зашелся тихим, но судорожным плачем, а я не знал, как его утешить. Впервые я столкнулся с ситуацией, когда ребенок плачет по родителям, ведь для нас это слово не более, чем пустой звук. Поэтому я был просто бессилен и, боясь углубить горе Рихарда, не стал лезть к нему со своими неумелыми ласками, а просто замер и ждал, когда он сам успокоиться.

Ну вот губы мальчишки вновь упрямо сжались, и он принялся размазывать по лицу слезы, лишь едва всхлипывая.

— Вот те на... — в задумчивости произнес я, погладив подбородок. —Фатально, фатально...

Рихард вопросительно посмотрел на меня. Я развел руками:

— Если ты хочешь вернуться на Землю, постараюсь тебе помочь.

С этими словами я взял бластер и вышел из комнаты в коридор, где едва не столкнулся со Скорпионом. Тот поспешил доложить:

— У меня готов чудный корвет. Кораблик как с иголочки... — Заметив мою озабоченность, он усмехнулся. — А что тут голову ломать: хватай этого пацана в охапку, и мы уносим отсюда ноги.

— Не так-то все просто. Мне хватило скандала на Россе 154, после которого мне намекнули, что за второй такой инцидент могут сделать все что угодно...

— Ну и что же они с тобой сделают? — развеселился Скорпион. — Придумают новую мучительную казнь? Точно. Ты только представь: значит, тебя сначала смажут маслом, потом обваляют в муке с солью и будут печь на медленном...

— Молчал бы уж лучше, шут гороховый! Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, поэтому никаких очередных авантюр. Будем искать официальные пути решения проблемы.

— Сам ты дурак, — огрызнулся Скорпион в ответ, — они вон уже не меньше двух сотен солдат и взвод киберов подтянули к базе. Какие к едрене матери могут тут быть официальные переговоры!

— Мы заставим их считаться с нами. Сколько же можно игнорировать мнение солдат-экспедиционников. Если мы искусственные, то это еще не значит, что мы бесправные куклы.

Скорпион скривил лицо в усмешке:

— Похоже, ты готовишь новую речь для очередного процесса. Ну-ну... Только ты забыл, что здесь есть еще обычные люди, а не только бессмертные стрелки. Ты можешь рискнуть их жизнью? Не будет ли тебя потом мучить совесть, если погибнет Татьяна — эта та красавица, которая вела нас сюда от ворот?

Сказав так, канонерщик пошел прочь. «Похоже, он прав,— подумал я, слегка остыв, — но, черт побери, этот пройдоха уже знает имя нашей провожатой. Воистину, Скорпиону, когда он повзрослеет, грозит участь нового Казановы». Последние мысли слегка развеяли мое уныние, и я решил-таки попытаться договориться с местными властями.

Соединившись с Татьяной, я поделился своими соображениями. Пусть, мол, они пришлют кого-нибудь из гражданских для переговоров, так как с военными, в силу их несвободы, толковать весьма трудно. Она согласилась со мной, а потом, после секундной нерешительности, добавила:

— Знаешь, Фобос, я ведь приказала солдатам в случае чего стрелять лишь по киберам и стараться, чтобы все было без жертв...

— Это естественно. Я тоже всегда так поступаю. Почти...

Для переговоров прибыл немолодой, низенького роста мужичок. Он обладал широченной улыбкой. Конечно, парламентер хотел настроить меня на дружелюбную волну, но когда он изображал любезность, обнажался ряд впечатляющих, ослепительно белых, лопатообразных зубов. Особенно поражали резцы. Короче говоря, оскал, достойный вампира. Впрочем, может это всего-навсего аборигенный расовый признак, а вовсе не индивидуальная черта. Одет был мужичок в просторное платье не известного мне фасона.