Шрифт:
Чтобы показать, кто в доме хозяин, и немного охладить разгоряченный контингент, я включил селектор общей связи и спокойным голосом напомнил:
— Ведите себя поосторожней! Я повторю два раза, когда мы пойдем на снижение. Не дай бог, если кто-нибудь что-нибудь себе сломает — отправлю в госпиталь на две недели. Там, в одиночестве, у вас будет время подумать и стать примерными детьми.
Тут на меня сзади налетел стрелок. Я изловчился, схватил его за талию, повернул мягким местом кверху и чувствительно хлопнул по нему ладонью.
— О-о! Спасибо, мистер, — отозвался пострадавший, задергав ногами, — я больше не буду.
«Интересно, а что делают мои оболтусы в командирской рубке?» — подумал я с тревогой и связался со Змеем:
— Ну, надеюсь, вы ничего не побили?
— Как можно, мистер...
— Что-то ты подозрительно часто дышишь.
— Я... а я ловил блок отверток, который брал Пак и забыл прикрепить. — Он на секунду замолчал, а затем продолжил официальным тоном. — Мистер, миссия таможенников приближается к нам.
Предупредив весь экипаж, чтобы они прекратили свои шалости и выглядели достойно, я пошел на абордажную палубу — встречать гостей.
Делегацию не очень беспокоила невесомость, так как ее члены имели магнитные подошвы. В принципе, они бы не помогли им в других отсеках, так как стальной пол был только здесь. Миссию возглавлял здоровый, упитанный китаец в строгом скафандре, обшитом дорогой синтетикой. Его сопровождали три одетых в форму представителя таможни: слева от китайца шел спокойный, жилистый, с сединой в курчавых волосах человек в чине капрала; рядом с ним — лейтенант лет двадцати двух с бросающейся в глаза самоуверенностью; и замыкал процессию вооруженный до зубов громила в загерметизированном скафандре, сержант. Сразу видно, что это явно бывший наш коллега. Все, кроме громилы, рассеялись по откидным сиденьицам, что было сделано, скорее, по привычке: ведь в состоянии невесомости что сидеть, что стоять — нет никакой разницы; мы могли бы и без напряжения беседовать, расположившись на потолке. Китаец, который, кстати, даже не представился, что странно для обычно вежливых азиатов, нудным голосом прочитал мне краткий курс экономического состояния колонии, роняя капельки пота, которые кружились вокруг его головы. Я слушал терпеливо, хотя и не понимал ни слова. Наконец, он подытожил свое выступление перечнем налогов: на восстановление повреждаемого нами озонного слоя, на предоставление места стоянки, техобслуживание и т.д. и т. п. Самым последним был налог за пользование государственными крофами. Я понятия не имею, что такое «кроф», поэтому сказал, что эту статью не оплачу. Китаец удивленно посмотрел на меня, но неожиданно быстро согласился. Итоговая сумма была на семь процентов больше, чем мне отводилось по смете ЦПУ. Китаец требовал выплаты всех денег. Я пожал плечами и напомнил, что он имеет дело все-таки с бюджетной единицей, а не с моей частной собственностью, поэтому пусть утрясает все вопросы с нашей бухгалтерией: финансовые неурядицы не в моей компетенции. Сообразив, что я прав, глава делегации взял мои платежные кредитки и кивнул таможенникам.
Лейтенант сразу же изумил меня своим идиотским набором вопросов. Казалось, что он совершенно не понимает, на каком корабле находится. Наконец, после его вопроса, везем ли мы нелегально оформленных натурщиц, а, говоря проще, партию гейш для местных борделей, я не выдержал. Пришлось повысить голос и напомнить ему, что, во-первых, мы — боевой корабль, а во-вторых, мой экипаж, в большинстве своем, не достиг той физиологической стадии зрелости, на которой людей начинают интересовать представители противоположного пола. Лейтенант понял, что дал маху, заметно покраснел и теперь спрашивал гораздо медленнее и выбирая вопросы. Он глядел мне в глаза, пытаясь поймать меня на лжи. Обычно в таких случаях использовали детекторы, но, слава богу, этот вояка не применял данный прибор. Эту машинку он смог бы одеть только на мой труп.
На все последующие вопросы я отвечал одинаково: «Нет... Нет... Нет...» Мне это надоело, и когда он спросил о героине, я подозвал незаметно стоящего в метрах семи от нас стрелка (я не люблю во время рейда говорить без прикрытия с кем-либо) и спросил его:
— Ты где прячешь героин?
— Как и все, мистер, в аптечке.
Лейтенант вскочил:
— Вы издеваетесь!
Я думаю, тут сержант сказал ему, что «героином» ребята прозвали поливитамины. (Конечно, я не мог видеть лица громилы через забрало скафандра, но, судя по тому что лейтенант явно кого-то слушал через динамик, а все остальные сидящие молчали, что-то сказать ему мог только сержант). — Однако офицер еще колебался и заявил:
— Я буду вынужден провести обыск!
— Пожалуйста, — ответил я. — Но мне кажется, что вы в первый раз досматриваете военный корабль.
Он смутился:
— С какой стати вы так решили?
— Видите ли, чтобы осмотреть линкор, вам придется сначала уничтожить весь экипаж — а вы не сможете этого сделать.
Сержант утвердительно кивнул шлемом. Лейтенант бросил на него мимолетный сердитый взгляд и молча уставился на меня. С откровенной ненавистью на лице он обдумывал план дальнейших действий.
Конфликт разрешил пожилой капрал. Он отозвал в сторонку лейтенанта и уговорил его, негромко выдвигая свои аргументы. Офицер покачивал головой и бормотал, что все это — бардак. Не попрощавшись со мной, он увел делегацию на таможенный катер.
Наш линкор осторожно опускался в закатные травы планеты. Когда до грунта оставалось три километра, от его корпуса отошли две канонерки, которые приземлились в двухстах метрах от корабля-матки. Мы открыли абордажную палубу, и в отсеки ворвалась свежая, пьянящая вечерняя прохлада. Большая часть команды зевала и еле передвигала ноги — сказалось бурное веселье во время невесомости. Корабль постепенно засыпал. Остались бодрыми только дежурные операторы, да наряд стрелков, который, с молчаливого моего согласия, расположился на абордажной палубе. Ребята, как воробьи на ветке, расселись по краю створки шлюза, положив на колени бластеры, свесив ноги в темноту спокойной ночи, и тихо толковали о каких-то своих проблемах.
Прогулявшись по коридорам корабля, я спустился к себе в каюту и включил галовизор. Местное телевидение по двум каналам крутило откровенную дребедень, причем на своем, не понятном мне языке. Пришлось переключить на Си-ен-си и посмотреть свежие события метрополии, которые, впрочем, произошли полмесяца назад (все-таки, как никак, больше трех парсеков). Это сразу делало скучными и бессмысленными все сообщаемые мне сенсации дня. Немного интереснее было на «Галаксе» — там шел матч всемирной хоккейной лиги между «Нью-Йорк Рейнджерс» и «Москау Милитерис». Трибуны бесновались и совершенно заглушали комментатора. Я целиком посмотрел первый тайм, а в середине второго мои глаза устали от мелькания маек и замысловатых пируэтов хоккеистов. Я стал дремать и, в конце концов, выключил галовизор, повернулся на правый бок и заснул. Мне чудился закат теплого июньского дня, остывающее солнце на речной ряби, облачка роящихся комаров-звонцов и поплавок, плавно покачивающийся среди плоских листов кувшинок.