— Кто хозяинъ?

— Я, ваше степенство, говоритъ Семенъ

— Эй, Мишка, внеси сюда товаръ.

Вбжалъ лакей, внесъ узелокъ. Взялъ баринъ узелъ, швырнулъ на столъ.

— Развяжи.

Развязалъ лакей.

— Ну слушай же ты, сапожникъ. Видишь ты, прошла про тебя слава, что ты хорошо сапоги шьешь. Хочу я тебя попытать. Сшей ты мн сапоги изъ этого товара, такъ, чтобы были сапоги, чтобы они мн годъ носились, не рвались, не кривились. Товара ты такого и не видывалъ. Товаръ выписной, петербургскій 25 р. плаченъ. Ты понимай, что ты не мужику шьешь, не изъ <выростка> a мн шьешь изъ дорогого товара. Ты слушай да понимай. Я теб напередъ говорю, если можешь ты сшить сапоги, чтобъ годъ носились, не кривились, не поролись — берись и ржь товаръ, если же ты не можешь такъ сдлать, и не берись и не ржь товару. А если возьмешь, да распорятся они прежде году, я тебя сукина сыну туда затурю, куда воронъ костей не носилъ. — А сошьешь такъ, чтобы годъ не кривились, не поролись, я теб 10 р. заплачу и не за годъ полтинникъ на водку дамъ. Смотри же какъ возьмешь товаръ да рзать станешь, впередъ говори, берешься ли за то, чтобы годъ не рвались, не кривились. —

Говоритъ баринъ, какъ крикомъ кричитъ, отдувается, глазами катаетъ то на Семена, то на Михайлу. Зароблъ совсмъ Семенъ, товаръ щупаетъ, на барина глядитъ <и не знаетъ>, что сказать. Оглянулся онъ на Михайлу, а Михайла стоитъ опустивъ глаза и тихо улыбается и такая же на немъ улыбка сладкая и тихая, какъ когда его въ первую ночь зарницей освтило. Улыбнулся Михайла и кивнулъ головой хозяину: бери молъ работу. Послушался Семенъ Михайлы взялъ работу у барина, взялся такіе сапоги сшить, чтобы годъ не кривились, не поролись. Накричалъ баринъ, оставилъ товаръ, вылзъ изъ двора. Посадилъ его лакей въ тарантасъ и загремлъ баринъ вдоль по слобод. —

И говоритъ Семенъ Михайл: <ну братъ взялся ты за работу, какъ бы намъ бды не нажить. Взялъ ты работу, ты самъ и крои и точай. У тебя и глаза остре да и въ рукахъ то больше моего снаровки стало. Поклонился Михайла, ничего не сказалъ, взялъ товаръ дорогой, разстелилъ на стол, сложилъ вдвое, взялъ ножъ и началъ кроить. Глядитъ Семенъ и дивится и оторопь его взяла. Что такое Михайла длаетъ. Видитъ Семенъ, что Михайла вовсе не на сапоги кроитъ, а круглые вырзаетъ. Хотлъ Семенъ поправить его, да думаетъ себ, что жъ мн мшать ему, еще хуже сдлаю. Пускай какъ самъ знаетъ. Скроилъ Михайла пару, взялъ дратву да не два конца, а одинъ и въ одинъ конецъ сталъ сшивать не по сапожному, а какъ босовики шьютъ. Подошелъ Семенъ, но не сталъ перечить и пошелъ со двора за своимъ дломъ. Пришелъ на вечеръ, смотритъ у Михайлы изъ барскаго товара не сапоги, а два босовика сшиты. Увидалъ это Семенъ, такъ и ахнулъ. Какъ это, думаетъ, Михайла годъ цлый не ошибался ни въ чемъ, а теперь погубилъ онъ меня. Какъ я теперь раздлаюсь съ бариномъ. Пропали мы. Товару такого не найдешь. И подошелъ онъ къ Михайл и говоритъ: ты что же надлалъ? Погубилъ ты меня.

Только началъ онъ выговаривать Михайл, грохъ въ кольцо со двора. Глянули въ окно, верхомъ кто то пріхалъ, лошадь привязываетъ.

Отперли, входитъ лакей отъ барина.

— Здорово.

— Здорово. Что надо?

— Да вотъ барыня прислала. Велла сказать, у васъ баринъ, товаръ оставилъ, такъ вы сапоги не шейте, сапогъ не нужно, а босовики на мертваго барина нужны, нынче въ вечерни померъ баринъ.

Взялъ Михайла со стола босовики готовые, щелкнулъ другъ объ друга, подаетъ лакею.

— Возьми, босовики готовы.

Прошелъ и еще годъ и два-три. Живетъ Михайла ужъ 6-й годъ у Семена. Сидятъ разъ оба у оконъ, работаютъ. Семенъ точаетъ, Михайла каблукъ набиваетъ, хозяйка въ печь чугуны ставитъ, а ребята по лавкамъ бгаютъ, въ окна заглядываютъ. — Подбжала двчонка къ Михайл, оперлась на него и глядитъ въ окно. Дядинька глянь ка какая купчиха съ двочками идетъ, какія двочки хорошія, нарядныя. Мамушка, купи мн такую шубку, какія у двочекъ. Михайла сидитъ работаетъ. Хоть и заститъ ему въ окн двочка, слова не говоритъ и не глядитъ въ окно, только свою работу помнитъ. A двочка все лопочетъ, на двочекъ какихъ то показываетъ. Кричитъ: мамушка хоть ты погляди — двочки какія хорошія. Подошла Матрена къ окну, поглядла и говоритъ: A вдь это Иванчины сиротки, глянь ка Семенъ. И то он. Мы думали пропадутъ совсмъ, безъ отца матери остались, а вонъ он лучше насъ живутъ. Купчиха, говорятъ, ихъ въ дти взяла. Поглядлъ и Семенъ въ окно. И точно идетъ купчиха, за ручки двухъ двочекъ ведетъ. Об въ платочкахъ, въ шубкахъ [ 1 неразобр.] румяныя, сытыя, нарядныя и об въ одно лицо. Посмотрлъ Семенъ и говоритъ, что же они одинакія: или двойни? Какже тогда отецъ померъ: 89 [?], мать родила двойню да и сама померла. А вотъ безъ отца безъ матери выходились. Да еще въ счастье въ какое попали. — Услыхалъ это Михайла, тоже оглянулся въ окно, увидалъ двочекъ и вдругъ опять, какъ ночью въ первый [разъ] и какъ тогда, когда баринъ сапоги заказывалъ разсіялъ весь Михайла и улыбнулся на двочекъ, всталъ съ лавки, положилъ работу, снялъ фартукъ, поклонился хозяину съ хозяйкой и говоритъ: спасетъ теб Господь теб Семенъ за твое добро мн и теб тоже, Матрена, a мн идти надо. — Удивілись хозяева.

— Что же ты, или совсмъ?

— Совсмъ, хозяинушка. Мн домой надо.

— Ну чтожъ, спаси тебя Господь, теб меня благодарить не за что, отплатилъ ты мн много. Что жъ такъ пойдешь, возьми кафтанъ, шапку, сапоги, рубахи возьми.

— Спасибо, ничего мн [не] нужно, одинъ кафтанъ, тотъ дайте, что ты впервой отдалъ. Одлъ Михайла кафтанъ, поцловался съ хозяевами, съ дтьми и пошелъ изъ избы, а самъ весь сіяетъ, весь улыбается.

— Куда жъ ты, Михайла? проводить мн тебя.

— Нельзя меня проводить.

— Ну хоть за деревню тебя выведу.

И пошелъ съ нимъ Семенъ. Вышли за околицу, остановился Михайла и сталъ прощаться. И говоритъ Семенъ.

Спрашивать тебя я не стану, что ты за человкъ, одно передъ прощаніемъ скажи ты мн: что такое, ты у насъ 6 лтъ жилъ, ни разу ты не смялся, только 3 раза улыбнулся — одинъ разъ, когда мы съ бабой на печи про кафтанъ говорили, другой, когда баринъ сапоги заказывалъ, чтобы годъ не рвались, не кривились, 3й нынче, когда дв сиротки съ купчихой пришли. <Скажи мн, отчего такъ. И сказалъ Михайла>.

— Хорошо, я скажу теб, садись тутъ и слушай.

Слъ Семенъ, а Михайла стоить передъ нимъ и улыбается; постоялъ такъ и потомъ сталъ говорить. Слушай, Семенъ, и понимай.

— Знаешь ты, Семенъ, про Бога?

— Знаю, Михайла,

— Знаешь ты, Семенъ, что все во власти Бога?

— Знаю, Михайла.

— Знаешь ты, что такое Ангелы Божьи?

— Знаю, Михайла, это слуги Божьи.

— Ну слушай, Семенъ.

— Призываетъ разъ Господь Ангела и говорить. Лети ты, Ангелъ, въ такое-то село. У села лсъ. Въ лсу мужики дерева рубятъ; одно древо упало, мужика разбило. Поди, вынь изъ того мужика душу. Слетлъ ангелъ; ангелъ видитъ — мужикъ лежитъ, все нутро отбито; подумалъ, вынулъ изъ мужика душу и принесъ къ Богу. Принялъ Господь душу и говорить ангелу: Лети въ село, противъ церкви изба, въ изб лежитъ жена того человка, больная, вынь изъ ней душу. Слетлъ ангелъ въ село, вошелъ въ избу. Лежитъ на кровати одна женщина, больна, родила двойню. Одна двочка упала съ кровати, пищитъ, по полу ползаетъ, другая у матери подъ бокомъ чмокаетъ, ловятъ грудь, а взять не могутъ. Не можетъ [мать] собрать ихъ. Увидала жена ангела, поняла, что Богъ его по душу сослалъ и заплакала стала просить ангела: Ангелъ Божій, если ты по душу пришелъ, не бери ты мою душеньку, дай ты мн прежде вспоить вскормить младенцовъ, на ноги поставить. И тогда возьми мою душеньку.